Виталий Саух - Город. Книга 1 (СИ)

Нет, это не были преступники или люди достойные смерти — это были рядовые граждане — маленькие винтики в огромной машине государства.

Так что Робин Гудом он не был — это точно. А был он убийцей, которому нравилось убивать, которого очаровывал сам процесс смерти.

Правда была в том, что он был самым настоящим сумасшедший.

После того как он побывал в Чечне, совсем съехал с катушек. Командировка в составе Кузбасского Милицейского Отряда в эту горячую точку послужила мощнейшим катализатором в его развивающемся безумии. Там он начал убивать в полную силу и почувствовал, что в этом его страсть, в этом его затаившееся до времени призвание.

Зная, какой формальностью на самом деле является медицинская проверка сотрудников милиции, можно совершенно не удивляться тому, что он продолжал работать во внутренних органах с тяжелой формой прогрессирующей шизофрении.

Даже то, что от него некоторое время назад сбежала жена, которая, забрав с собой ребёнка, не взяв даже личных вещей, не послужило сигналом вышестоящему руководству о том, что с их сотрудником что-то не так.

Максим сквозь пластиковое забрало его каски с ненавистью глядел на приближающуюся толпу.

Да, он ненавидел их всей душой, призирал их, считая, что они недостойны права на существование. Сравнивая их с низшими существами, он полагал, что убить одного из них равносильно тому, что прихлопнуть таракана.

Совершенно неожиданно для самого себя он вспомнил о той девчонке, которую пару дней назад подобрал его наряд. Та в сильном подпитии решила устроить стриптиз прямо на улице. Уже в отделении Максим практически всю ночь обрабатывал нимфетку, даже когда она немного протрезвела, и ей стало стыдно и больно, он не останавливался. Напротив именно это ему больше всего и понравилось.

А потом он выбросил её из машины прямо на центральной улице обнажённую, жестоко избитую и униженную.

Он наверняка знал, что она больше и на километр не приблизится к милиции и уж тем более не подаст на него заявления — он хорошо над ней поработал, а уж он то, как никто другой знал в этом толк.

От возбуждения этого дня и волнующе приятных воспоминаний, у него появилась эрекция и он, в абсолютной уверенности в том, что в этой заварухе никто не станет глазеть на его вздыбившийся член, с непостижимым для любого другого нормального человека спокойствием, ждал начала сражения.

Нет, кое-какое чувство у него всё же появилось, и оно нарастало и крепло с каждым новым мгновением, приближающим столкновение — это было чувство ликования оттого, что в скором времени неминуемо должна пролиться кровь.

Это утро Ирина провела в страхе и отчаянии. На улице творилось что-то непонятное, и это её очень пугало. А ещё с работы пока не вернулся муж и она, ловя каждый шорох, с нетерпением ожидала его появления, надеясь на то, что когда в доме, наконец, появиться мужчина — хозяин, все страхи и сомнения развеются сами собой.

Так она провела несколько часов в томительном ожидании. И сама того не заметив, видимо, задремала сидя в большом кожаном кресле расположенном напротив входной двери.

Проснулась она оттого, что кто-то тихо скрёб в их железную дверь.

Ирина легко взлетела с кресла и стремительной неслышной поступью пересекла по коридору расстояние, отделявшее её от входной двери. Выглянув в глазок, она увидела Алексея. Это он, должно быть, испытывая перед ней чувство вины, теперь виновато скрёбся в их дверь.

— Ну, где же ты был? — едва сдерживая слёзы, набросилась Ирина на своего супруга. Ей приходилось говорить сдавленным, но весьма чувственным голосом полным пережитых в это утро эмоций, так как дети были дома и ещё беззаботно спали.

— А с ключами что? Опять где-то потерял, горе ты моё? — уже более сдержанно поинтересовалась она, уже заранее прощая его, лишь за то, что он сейчас здесь и с ней.

В полутемном коридоре она случайно наткнулась глазами на его лицо.

В этот момент ей почему-то стало не по себе. Было в его облике сейчас нечто особое и вместе с тем не уловимое и это насторожило Ирину.

— Лёшка, ты чего? — неуверенно произнесла она.

Вместо прямого ответа Алексей вплотную подступил к жене и крепко охватил её за талию.

Она ощутила сквозь тонкий шёлковый халатик его сильные и такие холодные руки.

Ирина расценила его крепкие объятия, как любовную прелюдию.

— Лёша, ну ты, что удумал? Не сейчас — дети ведь дома.

Но вместо ласк Алексей резко приблизил тело своей жены, так стремительно, что голова её откинулась назад, открывая нежное горло.

С нечеловеческим спокойствием Алексей глубоко вонзил свои зубы в эту безупречную молодую плоть.

Спустя несколько минут.

Дверь в детскую спальню растворилась. На пороге возникли два силуэта — высокий мужской и миниатюрный женский. Войдя в глубь затемнённого помещения, супруги разделились: Ирина отправилась к трёхлетнему Стасику, а отец к пятилетней Соне.

В напряжённой тишине раздался тонкий сонный детский голосок:

— Мама?!

Внук Елизаветы Павловны, Ярослав был наркоманом и проживал вместе с ней. Это вынужденное соседство для старого человека было делом весьма утомительным, а иногда и смертельно опасным. Но порою смерть казалась ей самым лёгким избавлением от всего того безумия бурлившего вокруг.

По несколько раз на неделе ей приходилось видеть драки и разборки, так что когда она услышала яростные удары в их деревянную зелёную дверь и выглянув в глазок увидела странных людей — избитых, истерзанных, мертвенно бледных, то совершенно не удивилась, а проходя обратно мимо комнаты внука громко выкрикнула:

— Ярик, это опять к тебе!

В передние ряды омоновцев, сомкнувших щиты, на бешеной скорости ударила потерявшая человеческий облик озверевшая людская масса. По своей силе и мощи столкновение было ужасающим.

Омоновцы стоявшие в арьергарде под натиском взбесившейся толпы едва устояли на ногах. Обезумевшая толпа сумела сдвинуть первоначальную линию обороны на несколько метров вглубь территории контролируемой милицией, а затем остановилась, уткнувшись в металлические щиты, которыми отгородились омоновцы.

Но это шаткое равновесие продержалось всего несколько секунд.

Довольно шустрая шестнадцати летняя девочка, словно юркая ящерица, проскользнула в зазор, открывшийся между асфальтом и нижним краем щита и, ухватив омоновца тонкими, но неожиданно сильными, руками за икры, стала подтягивать свое тело под барьером, которым мужчина отчаянно пытался отгородиться от безумствующей толпы.

Пытаясь вернуть озверевшего подростка назад, за кордон образованный щитами, омоновец несколько раз ударил её резиновой дубинкой.