Вадим Панов - Нянька Сатана

— Ты загнал их в угол, — пожал плечами начальник штаба. — В таких обстоятельствах даже хомячки начинают кусаться.

— Хомячкам свойственно, — не согласился герцог. — А в трущобах до сих пор жили трусливые подонки, способные лишь на удар в спину.

— Значит, они вспомнили, что люди. — Север усмехнулся. — Но им это не помогло.

Потому что атака захлебнулась.

Великолепная, невозможная и невозможно удачная атака, позволившая банде Перелётных снести восточные ворота и ворваться в Сити, захлебнулась на второй линии обороны, на танках, которые Бухнер вывел на улицы, на дотах, из которых вели кинжальный огонь крупнокалиберные пулемёты. На шквале огня, что устроили солдаты и ополченцы. Захваченный бунтовщиками плацдарм был засыпан гранатами и ракетами, залит огнемётами, миллионы раз прошит пулями и осколками. Сюда были брошены последние резервы — теперь в распоряжении Дюка оставалась лишь рота личной охраны, — но задача была выполнена.

Атака захлебнулась.

А остальной периметр стоял крепко.

Дождь смешался с кровью и отравой Лауры Най. Убитые и умершие, раненые и умирающие лежали рядом, и кто знает, чем закончится это жуткое смешение смертей? Сколько беды оно принесет?..

«Что станет с моей столицей?»

Осознание учинённой мерзости жгло Бориса изнутри, но, глядя на то, с каким трудом его люди отбивают штурм, он находил всё больше и больше слов в своё оправдание. Он испытывал сложное, невероятное чувство раскаяния за ужасающе правильный поступок. Он ощущал себя святым подонком.

— В противном случае Сити был бы разрушен…

— Что?

— Как проходит вакцинация? — громко спросил Дюк, поворачиваясь к начальнику штаба.

— Планово… — Север приложил к уху рацию, помолчал, слушая очередной доклад, кивнул и с улыбкой посмотрел на герцога: — У нас прорыв в центральную башню.

— Очень достойно, — с уважением отозвался Борис. — Боксёр?

— Скорее всего. Он уже захватил один контейнер и сейчас, похоже, собирается в лабораторию.

— Я давно говорил, что кто-то из наших сливает Боксёру информацию.

Начальник штаба поморщился, кивнул, показывая, что помнит о необходимости усилить контрразведку, вновь поднёс к уху рацию, выслушал несколько фраз и продолжил:

— Они пощадили пленного офицера, который отвечал за контейнер, и он доложил, что спутник Боксёра весьма интересуется Лаурой.

Сообщение заставило Бухнера умолкнуть. Он прошёл за спиной оператора дронов, мимо стола, на котором была расстелена карта города, задержался у второй, огромной и очень подробной, той, что висела на стене, цыкнул зубом — всё это время герцог потирал указательным пальцем кончик носа, что было у него признаком глубокой задумчивости, — и затем протянул:

— Старые грехи похожи на привязанный к шее камень: как ты ни старайся, рано или поздно они утянут тебя на дно.

— Согласен, — сдержанно ответил Север.

— Я гарантировал ей безопасность от себя и от обитателей трущоб… — На мгновение, на одно-единственное мгновение в глазах Бориса вспыхнул огонь, и начштаба понял, что герцог сам не прочь прикончить красивую тварь. Но не смог нарушить слово… — Сделаем так: группу противника пропустить, позволить им воспользоваться лифтом, атаковать на любом уровне, кроме восемьдесят четвертого. Охрану с вертолётной площадки убрать.

Он гарантировал суке безопасность от себя и обитателей трущоб, но в их договоре ни слова не было сказано о камнях, что оказались на красивой шее Лауры в далёком прошлом…

— Чисто!

— Можно!

Лаура улыбнулась, кивнула, давая понять, что согласна с услышанным, и они двинулись дальше. Пока — по широким коридорам и таким же широким лестницам центральной башни ДылдаСити, и одновременно — прочь из него, из города. Каждый шаг приближал их к конвертоплану, но, учитывая, что бунтовщики уже несколько раз появлялись во внутреннем городе, опасность могла таиться за каждым углом, и телохранители Лауры принимали максимальные меры предосторожности.

— Чисто!

— Можно!

Конвой состоял из двенадцати человек. Двое в авангарде ощупывали дорогу взглядами и сонаправленными со взглядами стволами. Двое замыкали небольшую колонну, удерживая на прицеле пройденные двери и коридоры. Четверо самых крупных солдат живым щитом окружали Лауру, а трое несли контейнеры с гонораром. Золото и радиотаблы, которыми Дюк расплатился за смерть ненавистных отбросов. В каждом контейнере лежало столько, что хватило бы всем охранникам Лауры до конца жизни, однако женщина безбоязненно вверяла им и себя, и деньги — все телохранители Най были инфицированы. Ничего личного — просто мера предосторожности.

Осознав масштаб разразившейся катастрофы, начальник службы безопасности научного центра пожелал взять на себя всю полноту власти, заявил об этом Лауре и наверняка взял бы, но умная красавица за пару дней до нахального предложения распылила в помещениях собственноручно разработанный вирус, и с тех пор жизнь помощников Най подчинялась одному нехитрому правилу: беречь Лауру как зеницу ока, поскольку только она знала формулу антидота. А вкалывать его требовалось раз в месяц…

— Чисто!

— Можно!

Перед выходом на вертолётную площадку на мгновение остановились, привыкая к дождю, хоть и слабому — смена обстановки, смена освещения, — огляделись, зафиксировав отсутствие охраны, но не придав этому значения — все знали, что из-за прорыва у восточных ворот Борису пришлось сбивать в ударные отряды всех, кто был под рукой. Двинулись дальше, но уже на третьем шаге Лаура почувствовала неладное. Почувствовала раньше телохранителей.

— Стоп!

Бойцы среагировали мгновенно: окружили её, готовые убивать и умирать, но вместо выстрелов услышали негромкий вопрос:

— Помнишь меня?

И резко повернулись.

А он стоял на плоской крыше будки, из которой только что явился конвой — широкоплечий мужчина с пронзительно синими и пронзительно холодными глазами. Без маски и, кажется, без оружия.

— Альфред… — прошептала Най.

— Лаура… — улыбнулся в ответ Сатана…

— Чего тебе не нравится?

— Слишком просто, — проворчал Горький. — Мы перебили охрану, вошли в центральную башню, поднялись на лифте почти до самой крыши, и нас никто не остановил. Слишком просто.

— У Дюка большие проблемы на периметре.

— Не настолько большие, чтобы снять охрану с центральной. — Горький вздохнул. — Здесь его оплот, Боксёр, его штаб, арсенал, покои… Здесь его спальня!

— И что?

— А то, что раз мы здесь, значит, Дюк этого хочет.

Из лифта они вышли вместе с Сатаной и Майором — на восемьдесят четвёртом уровне, и там же расстались, решив продолжить путь по лестнице. Однако отправились не вниз, к лаборатории, а наверх, к штабу. Поднялись на восемьдесят пятый, осмотрели ближайший коридор, убедились, что в нём никого нет, но не рискнули заглядывать за бронированную дверь, перекрывавшую путь метрах в тридцати дальше. Её можно было снести, но бунтовщики не торопились.