Эдгар Пэнгборн - Дэйви

Они подготовились для этого. Отправилась труппа Билла (Лардпота [81] Лардпот — по англ. означает «мешок сала». ) Шэнди. Папа Рамли знал Лардпота; он сказал, что этот человек все делал так, как ел, никогда не останавливаясь на полпути. Прежде, чем они отправились со священником, большие картины похотливого содержания на фургонах были перекрашены в серые тона — скучное и печальное зрелище. Где бы они не останавливались, как будто для обычного выступления, не играла музыка, а исполнялись только церковные гимны. Никаких представлений, никаких спектаклей с подглядыванием за голыми женщинами. Вместо сводки новостей с отдаленных мест, которую хозяин комедиантов обычно предусматривает в начале каждого посещения, приглашался священник, чтобы произнести проповедь. От этого, в самом деле, было обиднее всего, потому что, как я говорил, бродячие комедианты были единственным источником новостей, которому люди могли доверять: ничто другое в нашем робком, пораженном нищетой, безграмотном мире, не может заменить газет Древнего Мира. Не прошло и трех месяцев, а весь Коникат волновали слухи — землетрясения в Кэтскиле, восстания атеистов в Нуине, Вэрмант переполнен революционерами, прорицателями и трехглавыми телятами. Тот бедняга-священник — Лардпот намеренно выбрал самого наивного — фактически читал проповедь дважды, второй раз для преданной и упорной группы из пяти пожилых леди: они не могли слышать достаточно хорошо, но были обрадованы, когда узнали, что комедианты прекратили свою непристойную деятельность в пользу приятных поучений для нравственного воспитания в семье.

Закон, который издается церковью, никогда не отменяется [82] Поправка: Всеобщий Закон о Десятине, согласно которого требовалось ежегодно давать доллар от каждого человека старше шестнадцати, был отменен в 324 году. Верно и то, что церковь заменила его тем, что они называют Более Всеобщим Законом о Десятине, который стоит каждому полтора доллара; но первый закон был честно отменен, без никакого гнусного одурачивания. Дайон М. М. . Но, прежде чем группа Билла Шэнди достигла границы Рода, архиепископ объявил в нью-хейвенском соборе, что несчастный причетник, который вначале передал архиепископское послание, совершил отвратительную ошибку, пропустив слова, за что он сейчас подвергнут наказанию, которое будет отбывать в течение некоторого времени — при этом, говорят, архиепископ чмокнул губами и улыбнулся, в какой-то степени, мирской улыбкой. Что архиепископ, на самом деле, сказал — и если бы он не был так занят, заботясь о духовном благоденствии своей паствы, он узнал бы об ошибке и исправил ее намного раньше, — что он действительно сказал, так это то, что любая труппа бродячих комедиантов, которая этого пожелает, может принять священника в качестве члена своей труппы и т. д. и т. д. Заметьте, пожалуйста, сказал архиепископ, какое огромное различие для понимания закона может иметь присутствие или отсутствие трех небольших слов, и попытайтесь вести себя соответствующим образом, хвала господу, и отдавайте себе отчет в сказанном. Поэтому народ на улицах танцевал. Не понимаю, как самое лучшее послание архиепископов могло получить так много от этих «и т. д.», «и т. д.»

Поэтому, практически, комедианты — граждане мира, живут, главным образом, по законам, которые церковь, как смущенная учительница, называет «почетной системой». Это значит, что хозяин бродячих комедиантов должен принимать на себя многие функции полицейского, священника и судьи. Предполагается, что он должен выяснять и сообщать обо всех беременностях, даже если труппа через несколько месяцев окажется на расстоянии в сотни миль. Он должен убедиться, что за женщинами имеется должный уход во время критического периода. И, если случайно родится мутант, когда труппа не находится в пределах досягаемости священника, хозяин комедиантов должен взять собственной рукой нож и убедиться, что он проник в сердце, и собственными глазами присмотреть, чтобы тело было погребено под молодым деревцем, которое должно быть согнуто в форме колеса…

В каждом из трех других фургонов труппы Рамли, за исключением театрального, имелось достаточно жилых помещений для, максимум, двенадцати человек, не заставляя кого-либо спать в «гостиной» — думали, что это принесет неудачу — бродячие комедианты были полны пустячных суеверий, подобных этому, но необычайно свободны от больших. Включая главный фургон, верхний предел для целой труппы составлял сорок два человека. Некоторые труппы имеют шесть фургонов или даже больше; это слишком много. Тридцать шесть человек — численный состав труппы после присоединения нас с Сэмом — самое подходящее количество, не слишком большое, чтобы папа не мог уследить за всем, что происходило, но достаточно большее, так что самые крутые бандитские шайки вряд ли нападут на нас. — Ребята Шэга Донована были не бандитами, а городскими хулиганами довольно глупой породы.

В тот первый день в Хамбер-тауне, после принятия нас в состав труппы, папа Рамли отправился по своим делам и, я вспоминаю, Бонни Шарп, прислонив затылок к колену мадам Лоры, потихоньку играла на мандолине, поэтому, не осталось никого, кроме Минны, чтобы позаботится о нас с Сэмом.

Жизнь бродячих комедиантов проходила в таком ритме, что напряженное состояние, быстро и очевидно, сменялось спокойной обстановкой. Бонни явно получала удовольствие, слушая мою историю и вопросы мадам Лоры, и случайные замечания моего папы, она переводила взгляд своих веселых девичьих глаз, огромных и серых, от одного к другому, ничего не упуская. Потом я закончил, и Бонни поняла, что, наверно, Минна позаботится о нас, если для этого не найдется никого другого, поэтому окружающий мир для Бонни удобно сузился до небольшого местечка на бурой медвежьей шкуре, блестящих струн мандолины, легких звуков музыки, издаваемых ею, удовольствия, которое она испытывала в своем здоровом теле, и теплоты колена мадам Лоры. Время напряжения, время расслабленного спокойствия, с музыкой при этом, — я тоже научился такому ритму через некоторое время. Если бы Ники не научилась этому, я не мог бы ладить с ней так, как сейчас — ну, без этого она была бы какой-то другой, неосознанной. Избави меня бог от общения с достойными людьми, чья одержимость энтузиазмом никогда не позволяет отдыхать расслабленным.

Минна Селиг, когда она повела нас к одному из остальных фургонов, носила под своими черными локонами привлекательную, чуть хмурую задумчивость…

Именно в этот момент мне пришло в голову, что некоторые из вас, кто может, существует, а, может, и нет, тоже могут, в действительности, оказаться женщинами. Если это так, вы, наверно, будете настаивать, чтобы узнать, что еще носила Минна; эта озабоченность тем, во что одета другая девушка, является неискоренимой чертой характера, которой я никогда не был в состоянии выяснить ни в одной из вас. Хорошо — она носила темно-вишневую блузу и широкие льняные штаны, и мокасины, похожие на те, что носим мы — все, кроме папы, то есть, того, кто, наверно, жестоко выбранит всякого, кого застанет в обуви, подражающей его позолоченным нагим женщинам.