Константин Костин - Немного мечты

Кристина промолчала, хотя именно так и думала.

- Ни один из нас не рвался в Совет, каждого из нас выдвинули коллективы. Товарищ Аур – это не мое имя и не мой псевдоним. Это – должность. И когда меня убьют жандармы, отправят на каторгу или бросят в стакан – придет следующий товарищ Аур. И движение к революции не прекратится ни на миг. Вам понятно?

- Да, - сказала Кристина. На некоторое время она даже испытала стыд. Потому что приняла этих, без сомнения, самоотверженных людей, за «революционеров» двадцать первого века. Которых не просто не выдвигал народ – «революционеров», которые этот самый народ, за свободу которого якобы борются, просто-напросто презирают. Впрочем, стыд был недолгим. Трудно стыдится людей, которые хотят тебя убить.

- Теперь к обвинениям. Народ Ларса, в лице своих представителей, Совета металлистов, обвиняет Кармин Эллинэ в том, что она, будучи главой одной из самых богатых семей Ларса, является частью системы по угнетению ларсийского народа. Кармин Эллинэ обвиняется:

- в том, что условия труда на предприятиях Ларса вообще и предприятиях, принадлежащих семье Эллинэ, в частности, выжимаете все соки из рабочих, превращая их из людей, в отравленных стимуляторами придатков к станкам и машинам;

- в том, что ради увеличения прибыли сокращаете заработные платы, одновременно увеличивая цены и штрафы, вынуждаете Ларс вести захватнические войны, в которых на вашей стороне воюют угнетенные вами же рабочие;

- в том, что из-за вашего попустительства, а то и прямого покровительства, процветает преступность;

- в том, что выжав все, что можно, из рабочего, вы выбрасываете его на улицу, обрекая на смерть от голода.

Спокойный голос товарища Аура жутковато контрастировал со смыслом предъявляемых обвинений.

- Так уж и на смерть… - пробормотала Кристина.

- Вы опять решили, что услышали риторическую фигуру? Нет, это не иносказание и не гипербола… удивительно слышать такие слова от простого рабочего, верно? Так вот, несмотря на то, что я знаю риторику – я не пользуюсь приемами «для увеличения выразительности сказанной мысли»…

Кавычки в словах Аура были слышны не менее четко, чем сарказм.

- …и когда говорю «смерть от голода», я имею в виду – смерть от голода. Рабочий на фабрике – любой рабочий на любой фабрике – не имеет ничего. Не имеет жилья, кроме того, что ему выделено от фабрики, не имеет денег, потому что со своей оплаты с трудом кормит семью и не имеет возможности копить, не имеет возможности устроиться на другую работу, потому что его увольняют, только если он в силу здоровья или возраста неспособен больше работать, либо же потому, что он попал в списки «неблагонадежных» и теперь для него закрыты двери любой фабрики и любого завода. Что остается уволенному? Умереть от голода. А теперь – что вы можете сказать в свое оправдание?

Кристина поморщилась, коря себя за глупость. Это в двадцать первом веке определения сильно размылись – потому что есть желающие непременно чувствовать себя угнетенными – и «геноцидом» могут назвать разгон беспорядков, «угнетением» - увольнение лентяя, «рабством» - работу в офисе с кондиционерами. Это там, в оставленном ею мире. Здесь же – все точно, прямо и недвусмысленно. Смерть – это смерть. «Мясом будет точно мясо, кровью будет – кровь людская»…

- В свое оправдание… - медленно начала она, - я могу сказать, что от меня, от моего личного желания, в данном случае ничего не зависит. Я – всего лишь часть системы, которая существовала до меня, и будет существовать после, даже если вы меня убьете…

- Казним.

- Казните… Потому что изменить систему угнетения, в действиях которой вы меня обвиняете, я не могу. Даже если я решу выполнить на своих предприятиях все ваши требования – это не изменит систему. Меня, вместе с вами, задавят все остальные семьи Ларса, просто чтобы устранить «плохой» пример…

Кристина неожиданно для самой себя поняла, почему большевикам так была нужна именно мировая революция. Именно поэтому: потому что социалистическое государство в окружении капиталистических будет тем самым пресловутым «плохим примером». Который нужно всенепременно устранить.

- Значит, - произнес Аур, - вы не можете изменить систему?

- Нет.

- А вы пытались?

- Нет. Потому что, несмотря на свою принадлежность к богатой семье и все свои миллионы – я не вхожу в Совет Мудрейших.

Деньги в этом мире заменяют магию. Но, как и магия, они работают не всегда.

- Что-то изменить в сложившейся системе может только Совет. А я не в него не вхожу. И если вы меня уб… казните – и не войду. Мои заводы, фабрики и все остальное – отойдут Совету и будут поделены между его членами. И для рабочих не изменится ровным счетом НИЧЕГО.

- Постойте… - вмешался один из ранее молчавших металлистов. Кристина уже забыла, как его назвали, - Что значит «Совету»? Ближайшим родственникам.

- У меня нет ближайших родственников.

- Лжете, - произнес тот же металлист… Меркур, кажется, - Томе Лефан. По закону он имеет право на ваше имущество.

- Но… - Кристина открыла рот. И закрыла.

Стоп. А правда – что-то не стыкуется. Семейный юрист, тот, что погиб при взрыве, уверял, что если она умрет до двадцати пяти лет – ее имущество отойдет Совету Мудрейших. Потому что у нее нет ближайших родственников. И в то же время – у нее определенно есть двоюродный дедушка, который определенно – ближайший родственник. Не стыкуется… Не стыкуется…

В голову попыталась пробиться еще какая-то мысль, какая-то очень важная мысль, но ее спугнул Аур, тем временем что-то коротко обсудивший с товарищами:

- Как я уже сказал, главная богиня революционера – Целесообразность. И казнить вас именно сейчас – нецелесообразно. Отойдут ли в случае вашей смерти ваши предприятия Совету или родственникам – для нас действительно не изменится ничего. А вот если вы войдете в Совет… мы отпускаем вас, - неожиданно закончил он, - при условии, что вы поклянетесь, что, войдя в Совет, приложите все усилия к тому, чтобы улучшить жизнь рабочих.

Что, вот так просто? Поклянись – и тебя отпустят? Просто отпустят? Без всякого подвоха? Поверят на слово? Эти суровые ребята, помешанные на целесообразности? Это же невозможно! Или…

Возможно?

Кристина вспомнила парочку примеров из земной истории, где мятежники и революционеры действительно верили на слово собственным угнетателям. Как будто где-то в глубине души они продолжали верить в декларируемые честь и благородство дворян.

Гильом Каль, один из вождей Жакерии, крестьянского восстания во Франции, поверил королю на слово, что, тот гарантирует неприкосновенность Гильома на переговорах. Каль пришел на переговоры, его схватили и казнили.