Евгений Эс - Медиа-магнат ренессанса

— Ну, не знаю, не знаю… Все равно надо все перепроверить. Свойства газа, например, могут быть различными.

— Тишина в аудитории! — сердито застучал молотком по избитой дощечке профессор химии.

Тишина установилась, но ненадолго. Дверь распахнулась и в аудиторию все тем же широким шагом зашел Сомов. Грохнул на стол перед экзаменаторами шесть одинаковых книг, взятых из библиотеки и, как ни в чем не бывало, вернулся к доске.

— Господа, ознакомьтесь с работой биолога Бренауса, страницы с семнадцатой по сорок вторую. Наблюдение цветочной пыльцы под микроскопом.

И, не давая опомниться опешившим от такого напора преподавателям, Сомов начал излагать работу Эйнштейна «О движении взвешенных в покоящейся жидкости частиц, требуемом молекулярно-кинетической теорией теплоты».

На доске появилась первая формула, за ней вторая, а затем формулы посыпались как из рога изобилия, и все это под аккомпанемент хриплого раздраженного голоса. Сомов писал и говорил без перерыва добрый час, пока наконец не добрался до последней формулы и ошеломительного финала:

— Среднее смещение за одну минуту равно, следовательно, истинная величина мельчайшей частицы из которых состоит весь наш мир составляет примерно шесть микрон.

Он положил огрызок мелка, вытер испачканные пальцы тряпкой, поднял голову и с вызовом спросил:

— Еще вопросы есть?

Первым откликнулся математик, который подошел к Виктору.

— Есть. Разрешите пожать вам руку? Это был лучший экзамен за всю мою практику. И это было лучшее доказательство теории Триссана, что я слышал. Не побоюсь громких слов, но вы совершили настоящий прорыв в изучении мельчайших частиц. Будь вы преподавателем, я бы немедленно ходатайствовал о присвоении вам степени профессора. И для меня, как для ученого, слушать вас было истинное наслаждение.

— Примите и мои поздравления, господин Сангин, — вслед за математиком протянул свою костлявую холодную руку вампир Эвол Рау, — Насколько я понимаю, вы только что явили миру работу огромного научного значения. Власти Альтарии всегда покровительствовали молодым дарованиям, и будут рады принять вас в нашем представительстве. Я лично берусь организовать слушание вашего доклада в альтийском консульстве.

После вампира одновременно заговорили и остальные преподаватели, да так, что Виктор уже не успевал всем отвечать. Экзамен превратился черт знает во что, пока заведующей кафедры не призвал всех к порядку.

— Так я не понял, — немного растерянно закрутил головой Сомов, — Сдал я экзамен или нет?

— Он еще спрашивает, — засмеялся профессор физики, — Идите уже, молодой человек, идите. Вы тут такого наговорили, что нам всем теперь нужно время, чтобы прийти в себя. Позже зайдете в деканат обсудить публикацию вашей работы, ну а заодно и получить выговор за неподобающее поведение. Эй, кто там у доски? Никому к доске не подходить! Нечего вам. На бумаге отвечайте.

Вечером Виктор, слегка утомленный бурными событиями дня, решил спрятаться от всех в обсерватории астронома.

— О, господин Сангин, — встретил его улыбающийся Гал Грат, — В деканате все только о вас и говорят. В прошлом я неплохо разбирался в физике, поэтому специально сходил в аудиторию посмотреть на вашу работу и нашел ее в высшей степени выдающейся и элегантной. Ну кто бы мог подумать, что на основании обычной цветочной пыльцы можно сделать такие далеко идущие выводы. А ведь книга Бренауса пылилась в библиотеке не один десяток лет. И как вы догадались все это сопоставить вместе?

— Я много думал над этим вопросом, читал научную литературу и ставил мысленные эксперименты, — не скрывая насмешки ответил Сомов.

— Поразительно!

— Да я сам в шоке.

— Все иронизируете? Знаете, барон, иногда я вообще не понимаю, что вы делаете в нашей академии с вашими знаниями и такой головой? Да и не я один. Что вы здесь забыли?

— Магия, господин Грат, магия. Меня очень интересуют разгадка темного мира. Надеюсь, в академии мне помогут наконец разобраться, что такое темный мир и откуда берется магическая энергия.

— Что за странная постановка вопроса. А откуда, например, берется энергия солнца? Она просто есть.

— Ну с энергией солнца как раз все понятно, это обычный распад и синтез элементов, — не задумываясь ответил Сомов, а увидев какими круглыми глазами уставился на него астроном поспешил сменить тему разговора: — Давайте-ка лучше о Луне, Гал.

— О Луне? — подозрительный взгляд Грата исчез, как только речь зашла о его любимом спутнике, — Ну что же, можно и о Луне. Я как раз нашел очередное свидетельство того, что она обитаема.

— А я нашел свидетельство того, что она безжизненна и пуста. Кто начнет?

— Господин Сангин, я вам уступаю.

— Вы сказали, что ознакомились с сегодняшней моей работой? Так вот, поскольку на луне нет атмосферы, что само уже препятствие для жизни, то там нет и частиц воздуха, которые сохраняли бы тепло. Значит температура на поверхности луны должна быть минус двести семьдесят градусов. Ну, может не настолько низко, но достаточно, чтобы жизнь не смогла существовать в таких невыносимых условиях.

Это был удар, который Грат не выдержал. Былое оживление покинуло его, и он словно сдувшись опустился на стул.

— Откуда вам известно, что там нет атмосферы? — слабо возразил астроном.

— Оттуда же откуда и вам. Отсутствие сумерек и заката, мгновенно наступающая ночь. Вас это не убеждает? Нет? Хорошо. А если я скажу, что лично был на Луне и видел это собственными глазами?

— Когда вы так говорите, — начал было астроном, но тут же оборвал себя.

Он снова очень странно посмотрел на Виктора, а потом перевел взгляд на звездное небо.

— Может быть Венера? — неуверенно предложил он.

— Жарко как в печке. Плавится металл, идут кислотные дожди.

— Марс?

— Холодно, разреженная атмосфера, отсутствие жидкой воды и магнитного поля, о котором вы бы знали, если бы не бросили изучать электричество.

— Так что же, кроме нашей планеты другой жизни больше нигде нет?

— Есть.

Сомов взял лист бумаги и написал на нем короткое уравнение Дрейка.

— Как видите, почти все значения в этой формуле нам неизвестны, кроме одного. Это количество звезд в галактике, которое составляет несколько сотен миллиардов. А это огромнейшее число. Даже если принять все остальные неизвестные за значения близкие к нулю, то мы все равно получим достаточное количество иной разумной жизни, которая неизбежно существует во вселенной. Неизбежно.

— Вы не прекращаете меня удивлять, господин Сангин, — медленно произнес астроном, рассматривая уравнение Дрейка, — Тогда у меня остался один, последний вопрос. С некоторого времени эта мысль не дает мне покоя, но я все никак не решаюсь спросить вас об этом прямо. Только пообещайте ответить честно.