Евгений Эс - Медиа-магнат ренессанса

Виктор сел за пульт, провел ладонью по гладким клавишам трех мануалов, потрогал рычажки смены регистров и осторожно опустил ноги на педали. Освоиться с необычным инструментом ему помогла пара музыкантов, специализирующихся именно на этом конкретном органе.

Сомов надавил на клавиши и сперва не слишком уверенно, но смелея с каждой нотой, начал исполнение «Ave Maria» Шуберта. Храм наполнился грустной и возвышенной музыкой, которая отражаясь от стен, поднималась все выше и выше, словно сама молитва, уходящая в небо. Виктор увлекся игрой и не заметил, как позади него все свободное пространство заполнилось верующими, а на кафедре появился епископ в сопровождении священнослужителей рангом поменьше. Стихли последние звуки и Сомов оглянулся через плечо. Ильон стоял неподвижно, смотрел на музыканта властным гипнотическим взглядом и молчал. Герцог Гросс не удержался, и из-за спины епископа показал Виктору средний палец, выражая свое одобрение, что священник все-таки не выдержал и сам спустился вниз к посетителям.

— Говорят вы недовольны моей работой, ваше преосвященство? — Сомов и не подумал встать при виде главы церкви, — Неужели мне придется демонтировать это чудо?

Он вновь повернулся к пульту и развел руки в стороны, показывая на орган. А потом встряхнул седыми волосами и навалился на клавиши. Зазвучали первые аккорды токкаты и фуги ре минор Иоганна Себастьяна Баха. Это были настолько пугающие и грозные звуки, что казалось они доносятся прямо из потустороннего мира. Впрочем, отчасти так оно и было. С каждым аккордом музыка наливалась неимоверной, вселяющей ужас мощью, пока не ушла в такой низкий басовый регистр, что весь храм буквально задрожал от чудовищного рокота большого симфонического органа.

Виктор сделал паузу и снова оглянулся. Все слушатели были не просто впечатлены, они были потрясены до глубины души и у многих на лицах читался страх. Прихожане совершали ритуальные действия правой рукой ото лба к сердцу, а епископ глубоко о чем-то задумался, взгляд его сместился в сторону стал и стал каким-то многострадальным. Сомов дал волю своим рукам и очень одухотворенно сыграл величественное произведение классика до конца.

— Благословите, ваше преосвященство, — попросил он, подойдя к епископу и склонив перед ним свою седую голову.

Тот долго никак не реагировал на просьбу, а Виктор все это время не шевелился и смиренно ждал решения священника. Оставалось надеяться, что глава церкви правильно понял намек и не пойдет на конфронтацию с министром информации.

— Да хранит тебя Авр, — ответил наконец Ильон и отрывисто, сильнее чем следовало, приложился ко лбу графа перстами.

Выйдя из собора, Вик почесал свой лоб и только сейчас обратил внимание на странно притихшего герцога. Инквизитор выглядел каким-то потерянным и молчаливым. Сначала он долго смотрел себе под ноги, а потом вздохнул полной грудью и поднял глаза к небу.

— Сомов, я тебя редко о чем-то просил. Не приказывал, а просил. Но сейчас именно прошу, — произнес он с невыразимой тоской в голосе, — когда ты меня убьешь…

— Что за глупости, Крон? У меня нет для этого повода.

— Если ты меня убьешь, — поправился сыщик, — Обещай, что на моих похоронах будет играть эта божественная музыка.

— Хорошо. Обещаю.

Начальник тайной стражи еще раз шумно вздохнул.

— И прислушайся к моему совету. Перестань снимать вампиршу и полностью убери ее из эфира. А лучше вообще отошли ее куда-нибудь подальше от Маркатана. Принцесса Сиан строит против нее козни и добром это точно не кончится. Не доводи до крайности. А то, зная твой вспыльчивый характер и извращенный ум, я даже просчитывать не берусь, к чему это все может привести.

Герцог откланялся и ушел в сопровождении рыцарей тени, оставив Виктора стоять на ступенях храма в невеселых раздумьях. Граф невидящим взглядом смотрел, как к нему со всех сторон тянут костлявые руки нищие, жалобно клянча подаяние. Все они были в грязных обносках, со спутанными сальными волосами и обкусанными траурными ногтями. Отдельно от всех остальных сидел худющий косматый старик, низко опустив голову и не делая никаких попыток попросить милостыню у графа. Что-то в его облике было знакомое, да и лицо он наклонил так, будто спрятал.

— Таумон?

Старик вздрогнул и согнулся еще сильнее.

— Таумон! — Сомов схватил нищего за плечи, — Солдат, ты ли это? Да как же так?! А ну-ка вставай. Вставай, вставай. Ты едешь со мной.

И не слушая неразборчивого бормотания старого солдата, Виктор силком потащил его к своему ярко-красному паромобилю, мимо которого случайно прохаживались одинокие дамочки в таком непропорциональном количестве, словно теория вероятностей вокруг этой шикарной машины перестала действовать.

Пока добирались до дома, в паромобиле пришлось открыть все окна, но даже это не спасало от чудовищной вони, исходившей от давно не мытого тела нищего. Два офицера на заднем сиденье, между которыми сидел Таумон, воротили нос и с трудом сдерживались от позывов рвоты.

— Палла! — заорал Виктор сразу на входе, — Встречай гостя. Еды нам и как можно скорее!

— Милостивая Ура! — всплеснула руками кухарка, увидев Таумона, — Да куда его такого болезного за стол? Его же отмыть сначала нужно. Я тогда на веранду обед подам, а то он нам весь дом провоняет.

Рядом с верандой стоял, не приближаясь к гостю, и принюхивался издали огромный пес. Он морщил свой влажный черный нос и периодически фыркал, после чего переводил недоуменный взгляд на хозяина. Но поскольку хозяин вел себя спокойно, то пес лишь мотал головой и снова раздраженно фыркал.

История, поведанная Таумоном, была обычной для пожилых людей мира Осаны. Пенсий здесь не платили, и старый одинокий человек без работы и сбережений был обречен на скорую смерть. После побега Сомова, разъяренный Преан выгнал сторожа из своей усадьбы, и тот остался без жилья и средств к существованию. Какое-то время старый солдат еще перебивался случайными заработками, но возраст давал о себе знать, силы были не те и однажды наступил момент, когда его вообще перестали брать на работу. Чтобы хоть как-то выжить, пришлось забыть о гордости и просить милостыню у храма. Однако, Платан был городок небольшой, подавали в нем мало и Таумон, кочуя от одного населенного пункта к другому, начал долгое путешествие до богатой столицы. Здесь его, спустя какое-то время, и нашел Виктор.

Чувствуя за собой вину, Сомов хотел сначала оставить старика у себя, но потом передумал и решил направить его к Лакису воспитателем в кадетскую школу. Военное дело там почти некому было преподавать, а у солдата какой-никакой, но боевой опыт все же имелся, и он мог передать его подрастающему поколению. Сил для этого много не требовалось.