Евгений Эс - Медиа-магнат ренессанса

Несколько дней Сомов не находил себе места. А когда начался анонсированный концерт Лоу в Альтроне, то жадно прилип к экрану и всматривался в мельчайшие детали выступления. Вампирша выглядела раскованной веселой и даже счастливой. Публика принимала ее очень тепло, а при исполнении новой песни «Альтрон» на мотив песни «Moskau» группы «Dschinghis Khan» весь зал буквально сошел с ума и несколько минут аплодировал стоя. Это был настоящий триумф. Через пару часов после концерта Алель позвонила Виктору.

— Привет, — граф несказанно обрадовался, услышав голос любимой девушки, — А я как раз думал о тебе.

— Обманщик, — не поверила Лоу, но чувствовалось, что в этот момент она улыбается.

— Нет, — совершенно серьезно сказал Сомов, — Я всегда думаю о тебе.

Они проболтали по телефону больше часа. Вампирша восторженно рассказывала, как прошел концерт, как ее долго не отпускали со сцены и как потом принимали в правительстве, где из бутылок в бокалы наливали настоящую кровь. Конечно не человеческую, смеялась она в трубку, а обыкновенную бычью. Поведала, как встретилась с бабушкой, описала какой у нее замечательный дом и что бабушка указала ее в завещании единственной наследницей. Сообщила, что получила гражданство и восстановила титул баронессы, а также, что ужасно соскучилась и уже завтра вечером возвращается назад.

После разговора с Алель и хороших ободряющих новостей, граф немного успокоился. А утром, выехав на работу, он вдруг понял, что работать сегодня у него нет абсолютно никакого желания и начал просто колесить по городу. Дороги в центре столицы были основательно загружены и подумалось, что на перекрестках пора бы уже установить светофоры или хотя бы дать регулировщикам жезлы, но тут же отбросил эту мысль. Не до этого было сейчас. Совсем не до этого.

Мимо мелькали всевозможные вывески магазинов, большие рекламные щиты и яркие плакаты. Проезжая мимо очередной красочной афиши, Виктор сбавил ход и остановился. Он уже не первый раз видел рекламу этого развлекательного заведения, но посмотреть само представление никогда не решался. Вот и теперь он мучительно долго размышлял, прежде чем отправил офицера из охраны за билетом.

В назначенный час Сомов вошел в огромное куполообразное помещение, вдыхая давно забытый, но такой родной запах, в полутьме нашел свое место в первом ряду и с затаенной болью стал смотреть на арену с потертым бардовым ковром.

Мона выступала в первом отделении третьим номером. Она вышла с группой маленьких собачек, которые сразу запрыгнули на возвышение вокруг манежа и побежали по нему на передних лапах. Бывшая хрупкая девушка-акробатка стала зрелой женщиной, пополнела, но прежняя естественная красота ее не покинула. Дрессировщица шествовала по кругу и приветливо улыбалась публике. Одна рука высоко и изящно поднята вверх, в другой руке короткий хлыст, которым она постоянно поправляла сбивающихся с темпа животных. Взгляд артистки привычно скользил по зрителям, ни на ком конкретно не задерживаясь. Вот мелькнула и еще чья-то фигура в дорогой одежде с неживым аристократическим лицом и седыми волосами до плеч. Мона сбилась с шага и остановилась. Ее руки опустились, а собаки, предоставленные сами себе, тут же рассыпались, начали беспорядочно носиться по манежу и весело лаять. Зрители засмеялись, посчитав что это такой запланированный шуточный элемент циркового номера. Но лишь два человека в цирке понимали, что происходит на самом деле и без всякой радости смотрели друга на друга. Мона выронила хлыст, развернулась и стремглав умчалась за кулисы.

Все представление она просидела в гримерке с сильно бьющимся сердцем. К ней заглядывали артисты, что-то говорили, но она ничего не слышала и с ужасом ждала, что будет дальше. Наконец дверь отворилась и появился он. Положил на столик огромный букет желтых роз, огляделся по сторонам, грустно улыбнулся и хрипло произнес:

— Здравствуй, Мона.

— Здравствуй, — еле слышно прошептала женщина.

— Ну как ты?

— Пичалька.

Оба замолчали от нахлынувших воспоминаний.

— А я думал ты забыла обо мне, — сказал чуть погодя Виктор.

— Я бы забыла, но ведь шрам на попе всегда напомнит.

Они снова надолго замолчали.

— Как Сугис?

— Отец умер, — ответила Мона и, заметив как напрягся Сомов, пояснила: — Нет, это не из-за тебя. Хотя отца очень сильно били после твоего исчезновения. А умер он недавно, год назад. Старость.

— Может быть вашему цирку нужна помощь? Ты только скажи.

— Ну что вы, господин граф, стоит ли беспокоиться. Вы оставили нам такое богатое наследие, что мы и сами теперь неплохо справляемся.

— Значит ты меня не простила, — вздохнул Виктор, — Жаль, но прошлого мне никак не изменить.

Он достал пухлый конверт и положил его рядом с розами.

— Здесь бронь на два билета до Олгафа и купчая на дом у берега моря. Можете поехать туда с супругом в любое время, чтобы отдохнуть, можете остаться в доме насовсем, а можешь просто все это сжечь. И билеты, и бумаги на собственность, и сам дом.

Сомов еще немного помолчал, глядя на дрессировщицу, а затем повернулся к выходу.

— Постой, — окликнула его Мона и, отведя взгляд, протянула тоненькое золотое колечко.

Виктор взял кольцо, грустно усмехнулся и сжал его в кулаке.

— Прощай, Мона, — тихо сказал он.

— Прощай, Чак, — прошептала женщина.

После ухода графа, в гримерку вошел супруг дрессировщицы. Взглянул на шикарный букет, который стоял уже в вазе, прочитал документы, рассыпанные на столике перед зеркалом и взял в руки два билета на парку.

— И что ты решила? — спросил он, — Поедем?

— Поедем, — ответила Мона, — Почему бы не поехать.

Она крепко обняла мужа и долго-долго не отпускала, чтобы он не увидел в ее глазах слезы.

Из цирка Сомов направился к набережной пешком. За его спиной тенью последовал офицер, а рядом по дороге медленно покатился паромобиль со вторым военным за рулем. Конечно же принца узнавали. Перед ним расступались, кланялись, приседали, но сам он ни на кого не обращал внимания. Дойдя до чугунного парапета набережной, Вик навалился на него всем телом и посмотрел, как внизу хлюпают зеленоватые волны, накатываясь на каменное ограждение. Затем он вытянул руку далеко вперед, немного помедлил и разжал кулак. Золотое колечко в последний раз сверкнуло на солнце и навсегда исчезло в водах мутной реки, оставив на душе легкую грусть и чувство некоторого освобождения.

Из кармана зазвучал мелодичный гитарный рингтон. Сомов поспешно достал телефон и приложил его к уху.

— Да? — радостно улыбаясь произнес он, ожидая услышать в ответ бархатное меццо-сопрано своего любимого ангела.

— Вик, — совершенно мертвым голосом произнес Лакис в трубку и замолчал.