Харитон Мамбурин - Рыцарь в клетке

Оказалось, мы занимались одним и тем же. Замотанный в лохмотья гад наконец выдернул из ножен длинный изогнутый клинок, и поковылял ко мне, звонко цокая чем-то по металлу пола. Раздалось сильно приглушенное и безумное хихиканье, с которым по мне и был нанесен первый удар. Взмахнув рукой, я его парировал предплечьем, почти не ощущая боли от ушиба, после чего попробовал перекатиться дальше за тушу «Свашбаклера». Нападающий тут же ткнул меня несколько раз острием в бок и живот… слабо, едва заметно, но этого с лихвой хватило, чтобы повторить уже трижды меня наказавший цикл — рефлекторный вдох и приступ лютого кашля.

Вновь раздалось приглушенное хихиканье, после чего тычки продолжились с утроенной частотой. Скоро этот ушибленный сообразит, что нужно сделать шаг вперед и ударить в голову… Я остервенело начал лягаться, продолжая кашлять так, что глаза лезли из орбит. Куда-то попал, от чего тыкающий меня мечом индивид взмахнул руками и с обиженным воплем завалился прямо рядом со мной. Дальше тело двигалось практически само по себе — я перевернулся на бок, вцепляясь правой рукой в шею упавшего, рывком подтащил его на пару сантиметров ближе, просунул ту же руку поглубже, беря его шею на изгиб локтя, а затем принялся душить изо всех сил.

Раньше, в том мире, я читал книги, в каждой первой из которых указывалось, что безумцы невероятно сильны. Мол, лишенный тормозов мозг позволяет им задействовать куда больше ресурсов тела даже в ущерб его целостности. Вранье… зажатый мной тщедушный тип хоть и демонстрировал отчаянное сопротивление, но судя по слабости цепляющихся за мою руку пальцев, никакой силовой прибавки не имел. Схватившись за голову дергающегося типа второй рукой, я нащупал на его лице маску и сдернул её вбок. Противник сделал вдох и… зашелся в захлебывающемся кашле, точно таком же, каким давился и я сам.

Это что, респиратор?!

Никогда до, и никогда после, ни в первой и ни в этой жизни я не отдавался одному и тому же деянию с такой страстью и самоотдачей! Со всей возможной скоростью я, вертясь и извиваясь, подполз за спину удушаемого, чтобы опутать его своими конечностями. Зажав его ноги своими, я схватился руками за его голову в попытке либо сломать шею, либо придушить. Хватка получилась мертвой — мысль о глотке свежего воздуха терзала меня необычайно сильно!

Спустя две минуты всё было кончено.

— «Поздравляю, ты победил столетнего старика», — с непередаваемым ехидством сообщил мне Эйлакс. Помолчав пару секунд, он с наслаждением добавил, — «Одноногого столетнего старика».

— «Иди ты…», — вяло огрызнулся я, с наслаждением дыша через трофейный респиратор. Спорить с правотой демона было совершенно бессмысленно — избавленное от лохмотьев тело действительно принадлежало очень старому и бледному японцу, находящемуся на предпоследней стадии истощения — кожа на его туловище и конечностях уже начала «надуваться». Пухнуть с голода — далеко не просто расхожая поговорка. Вместо одной ноги у моего неудавшегося убийцы действительно был механический протез, очень хороший, немецкий, стоящий едва ли не больше, чем мой дирижаблик. Кроме автомата с пустым магазином и зазубренной катаны, труп мог похвастаться только мощным респиратором и фляжкой, на дне которой плескались пара глотков жидкости.

— «Лучше кончай медитировать на тело и займись чем-нибудь полезным», — ухмыльнулся голосом демон, — «У него определенно могли бы быть сообщники».

— «Не думаю», — отрицательно покачал головой я.

— «Почему? Аа… думаешь, вооруженный старик не стал бы голодать, имей он товарищей, которых можно прирезать?», — хмыкнул демон.

— «Нет, просто вижу его меч. Он старый, из плохой стали, за ним не ухаживали… но он чистый, без следов крови», — указал я на очевидное.

Это наталкивало на интересные выводы, но обдумывать увиденное я стал, лишь вернув свое имущество назад на «Свашбаклер» и поискав на зацепах место под трофейный респиратор. Нырнул в уютное тепло внутренностей СЭД-а, я внезапно понял, что за проведенные несколько минут снаружи еще и умудрился неслабо замерзнуть. Очень интересно… Страшный холод, нет пищи, но есть оружие, а старик предпочел долго и упорно голодать. Почему? Он явно был не из боязливых, преследуя меня в СЭД-е несколько километров. Протез его, кстати, спас — из-за малой скорости старика, он просто не успел приблизиться к доспеху, когда я останавливался и проверял аурой окрестности.

Может, выжившие забаррикадировались? Может, я наткнулся на изгнанного из их рядов сотрудника? Почему тогда он был вооружен? Нужно было узнать больше.

Мотор лифта протестующе заскрипел, отправляя меня на дно обреченного города.

На нижнем этаже меня никто не ждал. Не было ни ловушек, ни караулов, ни хоть какой-то видимости человеческой деятельности — такой же пустой и пыльный коридор, ведущий к одной из центральных магистралей. Мне всего-то нужно было выйти из лифта и пройти сотню шагов, дважды повернув, чтобы попасть в зал, где меня ждали неработающие заслонки. Это я проделал хоть и осторожно, но с успехом.

…и застыл, оглядывая открывшуюся мне картину.

Заслонки сработали безукоризненно, но обитатели Театра Гениев основательно подготовились к этому событию. Забранные несколькими рядами частых решеток углубленные в скальный массив шлюзы определенно были открыты, совершенно точно выпустив удерживаемую миазму в город. Но… далеко она не ушла. Оба трехметровых скальных отверстия были закрыты сотнями заплаток из разнообразного металлического хлама. Полосы, обрезки, погнутые листы — всё это наслаивалось работавшими мастерами друг на друга, наваривалось, соединялось в два колоссальных и уродливых «кляпа», закрывших дорогу черной смерти. Но… недостаточно.

Миазма не могла прорваться, давление в резервуарах не падало, все снаружи были уверены, что чертовы заслонки закрыты, а механизм сломан. Реальность показывала совершенно иную картину, но очень мрачными красками — всё это время миазма сочилась внутрь.

С ней боролись, пытались выдолбить в скальном массиве ямы, я видел заполненные дымящейся полуматериальной жидкостью емкости, наблюдал шланги с насосами, явно в большой спешке принесенными сюда для откачки жидкой смерти. А еще… трупы.

Не десятки, а сотни тел лежали вокруг, демонстрируя мне картину своей медленной и трагичной смерти. Наиболее поврежденные и разложившиеся тела были в фартуках и перчатках, они явно принадлежали тем, кто наваривал слои металла, обрекая себя на отравление от протекающей дряни. Эти трупы лежали, собранные тогда еще живыми людьми в кучи. Отдельно лежали целые ряды тех, кого доконала вонь эфирных отходов — посиневшие, скрюченные, с платками на лицах. Они хотели выжить, но обрекли себя на мучительный и долгий конец.