Ярослав Бабкин - Каменистая дорога

Вниманию уважаемых господ студентов! Большая просьба при возникновении разногласий не отламывать ножек и иных частей мебели для использования их в качестве аргументов. На этот случай в ящике за стойкой находится запас специально заготовленных дубинок, коими уважаемые дискутанты могут свободно воспользоваться при условии, что не станут выносить их за пределы заведения. Заранее спасибо.

Миновав это любезное предупреждение, они прошли в главный зал, обставленный длинными дощатыми столами и лавками.

Основная масса уважаемых господ студентов ещё не прибыла и ожидалась чуть позже, когда завершится торжественное собрание в честь окончания весеннего семестра. Впрочем, отдельные нетерпеливцы уже активно разогревались, грохоча по столам кружками и ложками и тренируясь в исполнении гимнов своих факультетов и корпораций. Среди посетителей можно было заметить даже нескольких представителей профессуры, выделявшихся отсутствием форменных цветных фуражек, традиционно служивших указателем на принадлежность к тому или иному студенческому обществу.

— Ого, смотрю старший библиотекарь Вальдеман уже здесь, — удивился щуплый студент шедший рядом с Чекалеком.

Он указал на средних лет господина с грустным, чуть одутловатым лицом, обрамлённым всклокоченными огненно-рыжими бакенбардами. Господин был занят поглощением содержимого большой фаянсовой кружки, и вошедших не заметил.

— Мне не стоит особо попадаться на глаза, — поёжился Чекалек, — пройдём куда-нибудь в уголок.

Уголок оказался небольшим аппендиксом, отходившим от низкого бокового прохода. В этом каменном мешке каким-то чудом смог поместиться стол и даже несколько массивных дубовых стульев. Пухленькая официантка, не иначе как сверхъественным чутьём заподозрившая наличие посетителей в столь заброшенном месте, принесла тарелки с дежурными сосисками и капустой, кружки и ложки. Ножей и вилок в «Барабане» посетителям традиционно не выдавали. Особенно в день завершения семестра…

— Итак, друзья, — Чекалек протёр салфеткой ложку и задумчиво примерился ею к сосиске, — я прибыл сюда не просто так.

— Мы догадываемся. Как ты спасся?

— Позже, — он отломил ложкой кусочек, — сейчас важно другое. Вы в курсе, что в городе находится принц Флориан?

— Ещё бы… Весь город только об этом и говорит.

— Но о том, что здесь ещё и принцесса Донова, он не говорит?

— Принцесса? Здесь? Ты что-то путаешь, Флипо. Она в столице.

— Да нет, она именно здесь. Впрочем, это действительно не афишировалось. Так что неудивительно, что вы не знаете.

— А к чему всё это, Флипо? — поинтересовался щуплый.

— К тому, друг мой Гернот, что я планирую этим воспользоваться.

— Как? Что тебе нужно от всех этих паршивых аристократов?

— Всего ничего. Победа нашего дела. Да-да. Бежать и скрываться — удел слабых. Если мы полагаем своё дело правым, а себя достойными этого дела, мы должны нанести удар, а не прятаться по щелям.

— Ты планируешь ещё одно покушение?

— Не просто покушение. Куда больше. В камере у меня было время подумать. Что нам дал прошлый взрыв? Автократор выжил, хотя и калекой. Почти всех наших друзей в итоге казнили. А общество. Это сытое общество даже не почесалось. Нет, нужно действовать по-другому. Эстерлих и Борея балансируют на грани войны, и мы должны столкнуть их за эту грань. Тогда им уж точно придётся что-то менять. А покушение на принца и принцессу — отличный к этому повод.

Воцарилось молчание, нарушаемое лишь доносившимися из зала глухими выкриками подгулявших студентов.

— Ты уверен? — наконец спросил один из его собеседников.

— Абсолютно. Одно покушение не в силах сломать общественный порядок. Даже покушение на монарха. На место убитого тирана всегда приходит следующий. Чтобы изменить мир, нужно этот мир разрушить. И на его руинах построить новый.

— Довольно радикальный шаг, Флипо.

— А мы разве не радикалы? Или вас пугает буря?

— Да нет… ничуть. Не пугает. Совсем. Но всё ж таки война…

Гернот бросил взгляд в зал, где студенты в разноцветных фуражках дружно поднимали кружки.

— … много невинных людей погибнет.

— Невинных людей не бывает, — уточнил Чекалек, прожёвывая кусочек сосиски, — как и виноватых. Бывают просто люди. И всем им рано или поздно суждено погибнуть. Так пусть их смерть окажется хотя бы не напрасной. Жертвы должны быть принесены. Без этого не бывает победы.

— Мне казалось, что мы боремся за лучшую жизнь…

— Именно. И ради неё мы должны пойти на решительные шаги. Вы не согласны?

— Трудный выбор… Но если по-другому никак нельзя. Что ж, пусть будет война.

— Тогда за дело, друзья. Мне потребуется ваша помощь. Меня разыскивает полиция, так что мне не стоит быть слишком на виду. Кто-то из вас должен разузнать для меня распорядок дня и визитов принца. А я тем временем навещу старину Бластенхаймера.

— Старину Винкеля? Или его дочку? Она весьма переживала, когда тебя схватили.

— Милая девочка, но, увы, революция и личные привязанности несовместимы. От Винкеля мне нужны только его руки и опыт. И немного динамита…

Змеиный переулок вполне соответствовал своему названию. Узкий, длинный, извилистый и затерявшийся на самой окраине. Дом номер два в силу какой-то странности находился в самом его конце, на краю большого пустыря, куда выползали его сложенные из крупного тёсаного камня массивные пристройки.

Чекалек толкнул располагавшуюся под украшенной изображением фейерверка вывеской дверь, и прошёл внутрь. Позеленевший бронзовый колокольчик у косяка предупредительно звякнул.

Из-за прилавка выбрался облачённый в табачного цвета вельветовый жилет хозяин. Его добродушное румяное лицо сияло оптимизмом даже сквозь пенсне.

— О! Исключительно рад вас видеть, господин Чекалек. Как добрались?

— Превосходно, господин Бластенхаймер, просто превосходно. Вагон первого класса, ресторан… после камеры это доставляет совершенно исключительное удовольствие.

Он снял перчатки, шляпу и пристроил их на вешалку у двери.

— Максима… — позвал хозяин, — Максима! Иди сюда. Господин Чекалек приехал. И вечно её где-то носит…

— Одну минуту, папа, — донёсся откуда-то сверху приглушённый голос.

— Сейчас спустится, — примирительно вздохнул хозяин, — на самом деле она очень расторопная девушка, просто что-то замешкалась…

Скрипнула внутренняя дверь.

— Да, папа, — вошедшая оказалась довольно пышной и в отца румяной юной девицей в красном клетчатом платье, оставлявшим её округлые плечи почти совсем открытыми, если не считать небольшого декора из накрахмаленных кружев.

Вслед за девушкой в лавку вплыл совершенно отчётливый запах нафталина и одёжного шкафа. Господин Бластенхаймер бросил на дочь удивлённо-скептический взгляд поверх пенсне, но ничего не сказал.