Кэтрин Эддисон - Гоблин – император

— Мы вспоминали ее, — ответил Майя.

Забыв об этикете, он низко склонился к Осмеррем Даниван; было глупо и бессмысленно изображать Императора перед умирающей. Он тихо сказал:

— Я вспоминал вас. Но я не знал вашего имени. Я хотел только поблагодарить вас.

Она улыбнулась ему, и, хотя разрушенное болезнью тело плохо слушалось ее, снова потянула за руку, пока он не поднес кончики пальцев к ее щеке. Она прижалась губами к его руке, а затем, отпустив, с закрытыми глазами откинулась на подушки и затихла.

— Она засыпает внезапно, — пояснила Осмин Данивин, и Майя, на какое-то страшное мгновение поверивший, что Осмеррем Даниван умерла, заметил, что ее грудь тихо поднимается и опускается.

Он отвернулся и позволил Осмин Данивар вывести его в гостиную.

— Можем лм мы что-нибудь сделать для облегчения положения вашей матери? — Спросил он. — Или облегчить вам уход за ней?

— Ой! Спасибо, Ваше Высочество, — казалось, Осмин Данивин задохнулась от неожиданности. Майя подозревал, что новый глубокий реверанс был для нее способом выиграть немного времени, чтобы подумать. — Есть одна вещь, но мы не решаемся упомянуть о ней.

— Пожалуйста. Что угодно. Ваша мать была добра к нам, когда мы больше всего нуждались в сочувствии. Мы сделаем для нее все возможное.

Он скорее почувствовал, чем услышал безмолвный протест Дажиса, но не мог отступить. Вероятно, Осмин Данивин поверила ему, потому что выпалила:

— Уголь! — А затем бросила на него встревоженный взгляд.

— Уголь?

— Здесь бывает так холодно, — сказала она, наполовину извиняющимся наполовину отчаянным голосом. — А цены на уголь все растут и растут. И мама все время мерзнет, хотя у нас очень удобные комнаты. Мы бы отвезли ее на юг, но она не может путешествовать, и, Ваше Высочество, мы не просили бы ни о чем, но мы в отчаянии…

— Мы проследим за этим, — пообещал Майя, и Осмин Данивин присела так глубоко и поблагодарила так горячо, что, вконец смущенный, он был благодарен за возможность уйти.

Первое, что он сделал, вернувшись в Алсетмерет, это попросил Цевета распорядиться, чтобы комнаты Данивада снабжались углем — бесперебойно и бесплатно. Цевет сказал:

— Да, Ваше Высочество, — и сделал еще одну пометку в записной книжке.

Да, подумал Майя, приятно говорить людям «Мы проследим за этим». Таким образом, он сможет отплатить добром за добро.

Но он понятия не имел, как удовлетворить все их желания, и знал, что, попытавшись сделать это, только запутает и напугает очень и очень многих людей.

С этим печальным открытием Император Эдрехазивар VII отправился в постель, где спал очень плохо.

В день всеми ожидаемого ужина ударил сухой мороз. Сквозь окно спальни, покрытое с внутренней стороны толстым слоем инея, сочился тусклый свет, хотя снаружи в безоблачном небе ярко сияло солнце. Эдочареи суетились как заботливые родители желторотого птенца, достаточно ли тепло он одет, и не добавить ли еще одну шерстяную одежку под шелковую мантию?

— Мы просим вас не беспокоиться, — искренне попросил Майя.

Он уже чувствовал себя похожим на Баршак'каладим — баризанскую матрешку, хранящую в себе множество повторяющихся копий. Еще один слой ткани не согреет его, но наверняка лишит возможности передвигаться самостоятельно.

— Если вы почувствуете, что замерзаете, Ваше Высочество, — строго сказал Эша, — вы должны будете вернуться. Мы будем греть сменную одежду у огня на всякий случай.

— Вы очень добры, — Майя сказал то, что думал.

Прошло десять лет с тех пор, когда кто-то в последний раз интересовался, тепло ли ему.

— Это наша работа, Ваше Высочество, — повторил Эша слова Цевета, но Майя заметил, что императорская благодарность была приятна всем троим.

На завтрак подали овсянку с курагой и медом, а кухонные слуги где-то откопали и до блеска начистили огромный самовар с позолоченной подставкой и эмалевыми инкрустациями; должно быть, ему было не меньше двухсот лет. Чай был очень крепким и горячим, и Майя настоял, чтобы Цевет тоже выпил чашку.

К восторгу Майи, прежде чем он закончил есть и обсуждать с Цеветом перечень опасностей грядущего дня, явился курьер с его перстнем. Посланник Дашенсола Хабробара являлся клерком правительственного аппарата и, следовательно, занимал высокое положение в рейтинге курьеров, хотя его передвижения ограничивались пределами Унтеленейса. Курьер оказался темнокожим гоблином с алыми ленточками в волосах, которые он носил в нарушение дворцового этикета. Он так же совершенно определенно был приятелем Цевета, так что Майя попросил его немного подождать на случай каких-либо проблем с кольцом и кивнул секретарю проводить курьера из столовой. Он слышал, как один из них засмеялся, когда дверь за ними затворилась, и наклонился над маленьким мешочком из стеганого шелка, чтобы ни Кала, ни Бешелар не видели его лица.

Кольцо представляло из себя тяжелый платиновый круг, украшенный резной эмблемой необычайно тонкой работы. Кошка-змея с закрученным кольцами хвостом и грозно встопорщенными усами была просто великолепна, а когда перстень скользнул на его безымянный палец, Майя почувствовал двойное удовлетворение от мысли, что его отец не одобрил этот рисунок. Перстень был тяжел, но не тяжелее прочих колец (сегодня он носил топазы и тигровый глаз в золотой оправе), но его вес не казался обременительным. Это была его личная печать и — было ли то детской фантазией или нет — она не холодила и не отягощала его руки.

Итак, во всеоружии, он приступил к утренним делам. Чавар не посмел отказаться от приглашения посла Горменеда, о чем Майя почти пожалел. По крайней мере всем было бы легче избавиться от его молчаливого недовольства, которое выражалось в мелких придирках и беспричинном обструкционизме.

Еще более худшей с точки зрения Майи новостью было то, что утреннее заседание Коражаса, созванное лордом-канцлером, было посвящено выбору следующей Императрицы.

Свидетели Коражаса были непривычно любезны, и это означало, что они всецело одобряют намерения Императора обеспечить стране нового преемника. Небывалое дело, Свидетель Справедливости даже улыбнулся ему. Усевшись, все с ожиданием уставились на Майю. Чувствуя пугающую пустоту в голове, он поспешно объявил:

— Мер Асава проделал серьезную предварительную работу по этому вопросу, — и повернулся, чтобы дать слово Цевету.

Тот, как всегда спокойный, вежливый и организованный, выступил вперед без заметного смущения или колебания. Слегка поклонившись собравшимся Свидетелям, он сказал:

— Мы действительно по мере наших скудных сил помогали нашему Императору принять мудрое решение. Его Высочество считает, что есть три кандидатки, наиболее достойные его внимания: Дач'Осмин Фара Тетимин, Дач'Осмин Четиро Чередин и Осмин Лоран Дашенин.