Ник Перумов - Сталь, пар и магия

Дальнейшее смешалось. Бег по коридорам; крики и выстрелы — в отдалении, никто из департаментских не дерзал теперь приближаться; несколько бронзовых шприцевых механизмов разбились о стены, к счастью, никого не задело; пэры благоразумно вперёд не лезли и в разговоры тоже не вступали.

Молли потеряла ориентировку. Она только слышала, как вполголоса бранилась по-русски Ярина, хотя и знала — за такие слова нахальную девчонку у госпожи Старшей ждала бы изрядная порция «берёзовой каши».

Лестницы вверх, лестницы вниз; Ярина тащила их за собой, куда — ведала, похоже, она одна. Но с каждой минутой находить дорогу становилось тяжелее.

Департаментские были повсюду. Справа, слева, спереди и сзади. Сверху и снизу их сапоги грохотали по ступеням. Они облачились в броню, и повредить им могла лишь сильнейшая магия самой Молли; Ярина только указывала путь.

И Департамент собирался брать их живьём. Всё больше и больше закованных в доспехи людей; в одном из коридоров их встретило аж некое подобие гарпунной пушки, стрелявшей длинными шестами, что раскрывались, выбрасывая из себя мелкоячеистые сети. Ярине, перекинувшейся в тот момент в крупного хорька, с трудом удалось увернуться…

Молли позволяла мелкой девчонке тащить себя за руку, голова её бессильно болталась из стороны в сторону, ноги заплетались. Она старалась дышать — потому что в ушах бился и бился хриплый крик госпожи Старшей, больше похожий на клёкот хищной птицы:

— Дыши! Дыши! Живи! Живи!

Огонь по-прежнему распирал грудь, и по-прежнему больше всего хотелось дать ему волю, обратив в развалины всё вокруг себя; собственная жизнь и жизнь близких казались ничтожной ценой, если удастся захватить с собой весь Особый Департамент Норд-Йорка.

И всё-таки она не поддавалась. Метались стены коридоров, звучали в ушах панические — или, напротив, ненавидящие — крики её врагов, но Молли помнила, что дать пламени полную свободу не значит победить.

Они должны выбраться отсюда. Ей нечего делать в Норд-Йорке, и Билли, и маме, и папе, и Волке с Медведем, и даже вредной Ярине. Прочь, прочь отсюда!

…А эхо от её чар раскатывалось и впрямь широко и далеко. Молли готова была поклясться, что «живое железо» в своём подземелье замерло, жадно впитывая сквозь кирпич, цемент и камень каждый отголосок.

Это было страшно — стоять на грани, словно на самом краю крыши, балансируя над бездной. Замирать, зная, что, лишь поддайся зову пустоты, — и кончится всё, обратной дороги не будет. Точно так же и с магией: ещё шаг, ещё малейшее усилие или, наоборот, забвение нужды сдерживать себя, — и она, Моллинэр Блэкуотер, вспыхнет живым факелом, подобно старой чародейке Дивее, отдавшей жизнь, чтобы только остановить бронированную громаду «Геркулеса».

И она держалась.

Потому что это очень-очень огорчит маму и папу, потому что братик Билли будет плакать. И госпожа Старшая сказала: «Не оставляй меня, внученька…» И Таньша будет горевать и злиться на неё, и… он тоже будет горевать. Он. Её Медведь.

А ещё — позволить себе умереть, оставив других сражаться за тебя и тебя же оплакивать, — трусость и слабость.

— Чёрт! — ругнулась Ярина. — Зажали. Молли, разноси стену! Да, вот здесь, прямо здесь!

Молли повиновалась. Девочка, умеющая обращаться в хорька, мышь, ящерицу или даже змею, казалось, способна также видеть сквозь кирпич и цемент.

Огонь послушно взвыл, клубок пламени врезался в бетон, погружаясь в него, словно клубника во взбитые сливки. Грохот взрыва, сноп летящих осколков, и в стене открылся низкий проход, собственно, и не проход даже, а округлая дыра с неровными обгорелыми краями.

За ней — ещё какой-то коридор.

— Туда! — командовала Ярина. — А теперь заваливай! Пускай разбирают! Оторвёмся, может!..

И вновь Молли послушалась. Теперь она выпускала огонь на волю куда осторожнее; на память вновь пришли уроки госпожи Старшей, Молли старалась дать эху раствориться, растечься, никому не причинив вреда.

О магии можно постараться забыть, но отгородиться от неё невозможно.

— Заваливай! — повторила Ярина, указывая на стену.

— Не сюда! — вдруг раздался папин голос. — В свод! В стык! Тогда обвалится!

Молли послушалась — и точно: обломки кирпича и бетона потоком обрушились вниз, мигом закрыв пробоину. Потолок тоже просел, но там пролома не получилось.

— Уф-ф! — выдохнула Ярина. — Бежим дальше, чего встали?!

Этот коридор оказался каким-то странным — почти без дверей, да и те, судя по кислой физиономии Ярины, вели явно не туда, куда требовалось.

— Дальше!

Бежали дальше.

Завал едва ли остановит департаментских надолго, лихорадочно думала Молли. Она постепенно приходила в себя — жуткий предел, огненная бездна, глядевшая на неё изнутри, отодвигался.

Правда, в то же самое время, как вода в песок, уходила и сила. «Нет-нет-нет, только не это! — беззвучно взмолилась Молли. — Только не сейчас!»

Коридор заканчивался, и заканчивался, увы, тупиком.

Ещё одна бронированная дверь, которую пришлось разносить. Выбить Молли её выбила, но дышала после этого совсем уже тяжело, и очень-очень хотелось рухнуть лицом вниз. Совсем недавно колени подгибались, потому что тело её, казалось, просто не в силах удержать в себе переполнявшую его силу; теперь же пришло истощение.

За дверью, однако, оказались не тюремные камеры и, увы, не ожидаемый спуск вниз, к заветным воротам Департамента. Впрочем, какой смысл прорываться туда именно сейчас, там же наверняка черным-черно от армейских с полицией…

Больше всего это походило на лазарет. Белые стены, забелённые до середины окна, за которыми, однако, те же решётки. Длинное помещение разгорожено белыми же ширмами, стоят аккуратно заправленные кровати…

Шкафчики со стеклянными дверцами, на полках медицинский инвентарь.

И пустота.

— Что это? — наморщила лоб Ярина.

— Лечебница, дорогая мисс, — вдруг сказал папа. Очевидно, оказавшись в знакомой обстановке, он обрёл новую уверенность. — Лечебница, вот только для кого?.. И почему здесь так пусто?

— Здесь не пусто, — процедила сквозь зубы Ярина, вдруг бросаясь на колени подле одной из кроватей. — А ну, вылезай, кто ни есть!

— И-и-и-и!.. — раздался истошный визг, и из-под серого, спускавшегося до самого полу покрывала вдруг показалась чья-то голова.

— Я, я… меня… — захлёбывалась она.

У Молли глаза полезли на лоб.

В серой унылой хламиде из-под больничной койки появилась не кто иная, как Кейти Миддлтон собственной персоной.

— Т-ты? — вытаращила она глаза на Молли. Та в ответ сделала то же самое.

— Кейт? Мисс Миддлтон? — Папа всё увереннее брал бразды в свои руки. Лечебница явно подействовала на него ободряюще. — Мисс, что с вами? Как вы сюда попали?