Ольга Онойко - «ХроноРоза»

— Многие согласны.

Простынка в самом деле выглядел как большое пушистое одеяло. Он был весёленького жёлтого цвета, напоминавшего об одуванчиках. Он вольно вился по ветру, мало-помалу приближаясь к кораблю, а потом точно рассчитанным движением свернул вбок и намотался на грот-марса-рей.

— Наживусь на друзьях! — объявил Простынка, соскользнув на палубу и приняв человеческий облик.

— Ого! — сказала Эфретани. — А что такое?

Простынка ловко обогнул её и запрыгал на одной ножке.

— Капитан! — воскликнул он. — Капитан, дай чечасик!

Эфретани засмеялась. Рядом с ней возникли Калли и Эле. Все смотрели в одном направлении: Веньета шёл к ним навстречу с кормы. Он где-то оставил свою треуголку. С тёмных волос стекала вода, плечи и рукава кафтана вымокли. Теперь капитан улыбался. Синие его глаза блестели. Символсолнце улыбалось ему в ответ, море за бортом пело радостней и сама «ХроноРоза» принялась тихонько поскрипывать — будто мурлыкала кошка.

— Да, — повторил Веньета Аладору, — что такое?

Простынка задрал голову, уставился в небо и принялся раскачиваться с носка на пятку. Казалось, он вот-вот упадёт, но каждый раз он взмахивал руками и снова ловил равновесие.

— Тебя ждут на Тортуге, Веньета, — сказал он со значением. — Очень ждут. Сразу несколько человек с предложениями, от которых ты не сможешь отказаться. Это очень разные люди из очень разных мест. Ну что, дашь чечасик? Капитан! Ну дай, не жмотись!

— Простынка! — ответил Аладору, смеясь. — Ты же ничего нового мне не сказал. Каждый раз меня на Тортуге ждут несколько человек, которым чего-то от меня нужно. Так не пойдёт. Скажи ещё что-нибудь полезное.

Хакер скосоротился.

— Олл райт. Один из этих людей — Веретено. И он хочет зафрахтовать «ХроноРозу».

— Что?! — глаза Аладору широко открылись.

— Ну как, теперь лучше?

— Простынка, что ты несёшь?

— Вот-вот, — хакер затанцевал вокруг капитана, выделывая коленца. — Веретено тебя не любит, ты его не любишь, век бы вам друг дружку не видеть. Меньше всего вы друг другу нужны как подельники. Но это так. И ещё полезное: другой человек — из Высокого Начальства. Они всё знают про Тортугу. Но ему нужен только ты.

Эфретани задумчиво хмыкнула. Калли и Эле переглянулись.

Аладору достал из-за обшлага бумажный квадратик.

— Половина серебряного часа, Простынка, — сказал он. — Вторую половину получишь, если успеешь принести мне ещё что-нибудь важное — до того, как я сам обо всём узнаю.

Простынка изобразил пируэт.

— За что я тебя люблю!.. — воскликнул он. — Другой бы отмахался железо-никелем, но нет, не Веньета, не наш отважный капитан! Серебро! Всё-всё-всё, Простынка уплыл по волнам.

Он прыгнул назад, перекувырнулся в воздухе, встал на руки и снова прыгнул, уйдя за борт.

Быку как раз удалось подняться. Золотистые доски палубы вбирали кровь, накапавшую у него из носа, и вновь становились девственно чистыми. Бык подошёл к борту. От Простынки, конечно, не осталось видимого следа; Бык сосредоточился, стараясь уловить невидимый. Он удивился. Простынка уходил в сторону от «ХроноРозы» с такой скоростью, которой Бык никак не ждал от него. След таял так же необычайно быстро. Бык усмехнулся. Само собой, пират только выглядел придурком, а на деле был сильным и опытным мастером. Другой бы не решился странствовать в одиночку.

— Веретено… — пробормотал Аладору и скрестил руки на груди.

— Зачем ему «ХроноРоза»? — сказала Эфретани.

— Очевидно. Для быстрого рейса куда-то в опасные воды. Меня тревожит другое.

Йорири спрыгнул из «вороньего гнезда» прямо на палубу. Это выглядело так, будто он ничего не весил и спланировал по воздуху, подобно листку бумаги. На матово-чёрном его лице сверкнули яркие серые глаза.

— Да, — сказал Йорири, — другое. Чем он собирается платить?

Аладору помолчал.

— Созовите офицеров. Жду у себя всех.

Он развернулся и зашагал к своей каюте. Йорири сдуло куда-то ветром. Эфретани вздохнула.

Бык не стал вмешиваться.

Когда-нибудь… Ему не стать мудрецом, как Илунна, или терпеливым наставником, подобным Эфретани. Вряд ли он научится считать так быстро, как штурман Калли. И, конечно, он не будет знать всё и уметь всё, как Веньета и Листья. Но однажды Бык сделается мастером глубин, хладнокровным и отчаянным, как Йорири, или сумеет в бою стать плечом к плечу с грозным Хо Сином. Тогда его слово будет иметь вес. А пока он младший из воспитанников, его дело — решать задачки и повторять упражнения.

К счастью, уроки пластинки были не единственным его занятием. Иначе Бык давно разбил бы её обо что-нибудь — да хоть о собственный лоб. «У тебя просто мозги не так повёрнуты, — говорила Листья. — Потерпи, рано или поздно они встанут как надо». Но чутьё-то у Быка работало уже сейчас. Оно работало с самого начала. Хо Син смог заметить его в дисфункциональной буре только потому, что истерзанный, полуживой Бык заметил его первым. Когда пластинка заставляла Быка скрипеть зубами, Бык убирал её подальше и приступал к другим тренировкам. Те часто были болезненными, но боли он не боялся. Боль — справедливая и неизбежная плата за новые силы; так в минувшей жизни учили Быка былые наставники. Это он хорошо понимал. С этим он искренне соглашался. Тут всё было ясно и честно, в отличие от проклятой пластинки, которая совершенно безболезненно сворачивала ум набок и доводила до отчаяния…

Он отложил пластинку, которая мгновенно потухла, и закрыл глаза.

Бык старался выстроить в уме понимание мира. Он должен был отрешиться от видимости и воздвигнуть стену между разумом и органами чувств. Он учился думать о вещах, не имевших облика. О том, что нельзя было ни потрогать, ни услышать — только понять. Для таких, как Листья или Веньета, подобные вещи могли воплощаться в последовательности разноцветных значков, но у Быка было очень плохо с этими значками и много лучше — с представлениями о невоплощённом.

Символморя, по которому летел прекрасный парусник, не существовало.

Самого парусника не существовало тоже.

Не было ни солнца, ни ветра, ни волн.

Был гигантский и одновременно микроскопический Наблюдатель. Он двигался среди неопределённостей, в вероятностном поле, которое почти целиком находилось в суперпозиции. Невообразимо могучая воля Наблюдателя поддерживала существование стабильных конструкций внутри его разума. Самая сложная и прочная конструкция называлась «ХроноРозой». Совсем маленькие, беспомощные Наблюдатели держались за неё и двигались вместе с ней. Сильные и крупные, — но не такие сильные и крупные, как Аладору, — плыли в кильватере.

Близость группы Наблюдателей и их внимание изменяли окружающий мир. Вероятностное поле распадалось на области и течения. Области нарушали суперпозицию и приобретали разные свойства. Течения устремлялись в разных направлениях и с разной силой. Никто в действительности не мог ответить, шла «ХроноРоза» по Морю Вероятностей или само мироздание струилось мимо неё, как река мимо стоящего на берегу. Обе версии становились истиной в зависимости от угла зрения.