Ольга Онойко - «ХроноРоза»

Символморе лучилось ослепительным светом.

От бледно-лазурных вод свет поднимался вверх, выбелял безоблачные небеса и возвращался к недвижному солнцу. Ветер разгонял жару, но накал свечения был тягостным и гнал по каютам. Все разошлись. Один только Бык сидел на бухте каната под фок-мачтой и глядел на капитана.

Веньета Аладору, владелец и капитан «ХроноРозы» стоял на полубаке, у борта. Край широкой треуголки скрывал его глаза. Только глаза Аладору оставались в тени. Его высокую горделивую фигуру окружало сияние. Самоцветы искрились в перстнях и пряжках, переливалось золотое шитьё камзола, мерцало тиснение на ремнях. Пышное белое перо на шляпе трепал ветер. Казалось, ветер вот-вот сдует с капитана световую мантию, и рядом с Аладору возникнет его блистающее подобие — такое же, как рядом с его кораблём.

Золотой мираж шёл наперегонки с «ХроноРозой».

Мираж служил зеркалом, в котором капитан наблюдал за изменением судна. Тяжёлый торжественный галеон вытягивался в длину, будто разморённая жарой пантера. Уже опустился многоэтажный ют. Точно молодые побеги по весне, на мачтах отрастали новые стеньги. Чистейшей белизной на них вспыхивали паруса, набирая реальность и тотчас наполняясь ветром. Наконец крыльями распахнулись лисели, знаменуя окончательное превращение «Розы» в клипер.

Ветер окреп.

…Бык подумал, что капитан не в духе. Под кем другим на символморе теперь бушевал бы шторм, палубу хлестал град, а вокруг бродили смерчи и молнии. Но когда хандрил Веньета, это всегда оборачивалось такой вот отличной погодой — с давящим выцветшим небосводом и выжигающим глаза солнцем.

Аладору сделал короткий жест и зеркальный мираж начал рассеиваться. Капитан опустил голову. Помедлив, он шагнул вплотную к резному ограждению полубака, тронул пальцами морёное дерево. Режущим сиянием вспыхнул бриллиант в перстне. Бык сморгнул. А капитан лёгким прыжком перемахнул ограду и ушёл в воду, подняв фонтан брызг. Из воды он выпрыгнул уже в облике мегалодона. Носовая фигура «ХроноРозы» изображала этого мегалодона, сжимавшего розу в чудовищных челюстях.

Гигантская акула помчалась по волнам, опережая летящий за нею клипер.

Бык улыбнулся. Без спешки, со вкусом он размял шею и откинулся на спину, подставив под затылок ладони. Он был доволен.

С одной стороны, конечно, стоило послушаться света и уйти в каюту. Ясно же, что капитан хотел побыть один. Но с другой стороны, тогда он не стал бы превращаться в акулу, а по-прежнему торчал на полубаке истуканом и растворялся в сиянии. Это могло продолжаться пёс знает сколько времени — символсолнце не двигалось по небу и настроение Аладору тоже не улучшалось. Прогулявшись под водой в теле безмозглого хищника, капитан перестанет киснуть и тосковать. Бык поступил верно.

— Наконец-то! — донёсся голос Листьи.

Она соскользнула по фоку солнечным зайчиком, повисла на фока-рее длинной каплей искрящейся жидкости и наконец встала на палубе в своём главном обличье — стройной златоволосой девушкой в матросской одежде.

— Могла бы и сама его выпихнуть, — проворчал Бык.

Листья покачала головой.

— Я слишком важная, он не стал бы меня игнорировать, — сказала она безо всякой гордости. — Ты умница, Бык.

— Справедливое слово радует душу.

Листья улыбнулась.

На «ХроноРозе» она значилась старшей помощницей. Бык пока не научился разбираться в сложных взаимоотношениях этих людей и не понимал, кем она приходится капитану. Не возлюбленной, это наверняка, но кем? В разное время — то мудрая советница, то нежная сестра, а не то — суровая воительница, стойкая и бесстрашная… Она нравилась Быку. Что там, они все ему нравились. Они были славные ребята, добрые и отзывчивые, хоть и называли себя «пиратами». Символкорабль не нуждался в матросах. «ХроноРозу» вели по иллюзорным водам шесть офицеров, а пассажирами на ней были полтора десятка найдёнышей Аладору, его воспитанников и учеников.

Бык стал последним по счёту. Время в символпространствах текло причудливо, но по ощущениям Быка прошло месяца два с тех пор, как его подобрали где-то посреди «никогда» и «ничто», измученного и едва живого. Илунна выходила его, а Эфретани начала учить, как остальных.

Едва прикинув, что к чему, Бык вгрызся в науку как во вражеское горло. Четырежды он терял сознание от перенапряжения. Не раз он валялся в койке, накрыв подушкой больную голову, и жевал угол этой подушки, чтобы не выть. Он срывал жилы — но и вперёд продвигался быстро. Вскоре Эфретани отступилась от него: ей хватало забот с менее упорными учениками. По этому случаю на «Розе» устроили небольшой праздник. На празднике Хо Син показал Быку первый боевой приём, а Листья подарила умную пластинку.

Бык очень старался и успел научиться многому. Но чем больше он узнавал, тем ясней понимал, насколько сейчас он слаб и беспомощен.

Он давно отвык быть слабым. Он хотел стать равным. Он знал, что для этого нужно. Он умел трудиться и терпеть неудачи, не отчаиваясь. Жизнь научила его сражаться безо всякой надежды на победу — а сейчас надежда была, звала к себе ясная цель, и любой из людей Аладору с охотой поддерживал Быка словом и делом. Бык видел путь.

Но этот путь был слишком долгим.

Бесконечным.

Станет ли Бык когда-нибудь таким же, как… Капитан Аладору? Об этом и мечтать рано. «Не задирай голову слишком высоко, — говаривал когда-то маленькому Быку старый дядька, — закружится голова, споткнёшься и нос расквасишь»… Но хотя бы таким же, как Хо Син? Йорири? Калли?

Бык вздохнул.

— Что это с капитаном? — спросил он у Листьи. — Он сам не свой.

Листья поразмыслила. Бык видел, как она подбирает слова. Даже и слова не все ещё были ему понятны; Листья должна была отыскать самые простые.

— Он предвидит неприятные встречи и неприятные разговоры, — сказала Листья. — Мы все их предвидим, тут не надо иметь семи пядей во лбу. Но на Вьете — ответственность. Это он должен сделать так, чтобы всё закончилось хорошо. Он составляет планы, ищет пути отхода — и пути спасения, на крайний случай. Мы идём этим курсом не в первый раз и знаем, что чуда ждать не стоит. Хорошего там мало.

— А куда мы идём?

— На Тортугу.

Листья произнесла это так, будто само название всё объясняло, а Бык не мог не слышать его раньше. Бык угадал, что имя места было символом и заключало в себе много смыслов. Но он этого символа не знал. Листья посмотрела на него, поняла и объяснила:

— Какое же море без пиратов? И какие же пираты без собственного острова? «Тортугой» называется пиратский остров. Это так в очень многих смысловых пространствах, поэтому и здесь тоже. Место, где нет правителя. Место, над которым не властно Высокое Начальство.