Борис Завгородний - Рось квадратная, изначальная

Ухарь между тем послушно опустил ручищу, выпрямился во весь свой немалый рост, отчего бандюк сразу показался Благуше маленьким и совсем нестрашным (что-то вроде рыжего таракана), и презрительно сплюнул Пивеню под ноги.

– Да никак ты на меня матрёшку катишь, Пивень, пар те в задницу?

– Бери выше, плисовые штанцы! Одной матрёшкой на этот раз не отделаешься! Щас ребята поспеют, так мы с тебя бочонок вытрясем!

– Ага, – ухмыльнулся Ухарь. – Ты ещё домину попроси.

– Домину мы с твоих седунов поимеем… – Пивень сунул в рот согнутый палец, и оглушительный свист сотряс тамбур подал сигнал ватажникам. Затем зло зыркнул на трясшего головой возле стеночки Благушу, которому от свиста заложило уши. – А этого дудака, что вздумал тебя предупредить, плисовые штанцы, без штанцов под колёса спустим!

– Почему без штанцов? – невольно вырвалось у Благуши.

– А чтоб страшнее было, плисовые штанцы! – рявкнул Пивень, мысленно уже примеряя обновку слава на себя. Откуда было знать Благуше, что есть у Пивеня давняя страсть, да такая сильная, что положенное каждому уважающему себя роду особое, семейное ругательство, именуемое в простонародье матюгальником, а у семьи Пивеня таковым было «ушки на макушке», сменил на вожделенное, без дум о котором и дня прожить не мог, – на «плисовые штанцы». Даже цвет был его любимый – синий. Замечательно как выходит, а? Осталось у слава свою мечту отобрать, и носи-гуляй на здоровье. Собственно, только потому и полез на махиниста, не обождав остальных, хотя всего-то на разведку был послан. Ну уж нет, штанцы эти – добыча его законная!

Ничего этого не ведал Благуша. Да только и Пивень не ведал, какую струнку в душе у торгаша тронет своим стращанием. А тронул же, да так подгадал, что все равно что себе нагадил:

– А-а! – резко выдохнул Благуша и, сам того не ожидая, кинулся бандюку под ноги. Пивень и глазом не успел моргнуть, как врезался спиной в стену, а сабля вылетела из руки и загремела, заскакала, как живая, по полу.

Схватка вышла короткой, но жёсткой. Хоть и выронил Пивень саблю, хоть и был на вид тощ и немощен, но на деле оказался жилист и силён. Сцепились слав с бандюком, как два матёрых кошары в драке за самку, натужно пыхтя и щедро отвешивая друг другу тумаки и оплеухи, и неизвестно, чем бы все кончилось, ежели бы их не разнял подоспевший Ухарь. Причём разнял до банального просто – вздёрнул обоих в воздух, Пивеня левой рукой, а Благушу правой, так как дело слава было правое. И все-таки горе-драчуны успели друг друга отмутузить изрядно – у Пивеня расплывались синяки под обоими глазами, да нос наливался спелой сливой, а у Благуши алели быстро распухающие уши и багровели ссаженные, когда мордой о пол полоскался, скулы.

– Ах ты, плисовые штанцы, я тебе сейчас ноги-то повыдёргиваю! – продолжал разоряться громыхающим басом Пивень, потешно болтаясь в богатырской руке махиниста. – И штанцы твои не помогут!

– Сдались тебе мои штанцы! – с трудом переводя дух, огрызнулся Благуша. – Отцепись, оторви и выбрось!

Ухарь с интересом выслушал обоих, а затем, недолго думая, хрястнул Пивеня головой прямо о стену, да и бросил враз обмякшее тело на пол. Благушу же аккуратно поставил на ноги.

– Ну ты герой, парень!

– Не стоило ему говорить про штанцы, – пробурчал слав, оправляя растрёпанную после драки одежду.

– А что так? – заинтересованно спросил Ухарь.

– Нам вроде как Махину отцепить надо, браток махинист?

– Верно. Но про штанцы я тебя ещё спрошу, так просто от меня не отделаешься. А Пивеня тащи пока в махинерию, мы за него ещё выкуп получим, вот увидишь. Только связать не забудь… штанцами. – Довольный собственной шуткой, Ухарь раскатисто заржал.

Благуша стянул с Пивеня кушак, завернул ему руки за спину и крепко перевязал запястья, краем глаза поглядывая за махинистом, взявшимся за второй рычаг. Снова вздулись могучие мускулы, снова затрещала чёрная рубаха на спине, да застонало потревоженное железо давно уснувших механизмов, забытых за ненадобностью.

Сперва никаких изменений заметно не было.

Но вот лязгнули сцепки где-то под полом, загремели стены и потолок, и тамбур разделился надвое, словно батон колбасы, разрубленный поперёк саблей Пивеня. В образовавшуюся щель, пока тонкую, ворвался свистящий ветер, прянул Благуше в лицо, взъерошил волосы. Благуша, изрядно напрягаясь – обмякший бандит значительно потяжелел, – поторопился перетащить Пивеня через щель на сторону Махины. Оторви и выбрось, мог бы и предупредить, богатырь хренов, чтоб на другую сторону заранее перебрался! А вдруг вагоны сразу бы разъехались, и остался бы Благуша во власти бандюков! Уже просунув Пивеня головой в открытую дверь махинерии, слав вспомнил о его сабле, оставшейся бесхозной на полу, и отпустил незадачливого вояку. Сникшая голова Пивеня при соприкосновении с полом издала звонкое «блямц», а Благуша вернулся и завладел саблей. Оружие могло пригодиться. Хоть он и не умел ею пользоваться, но с саблею в руках было как-то надёжнее.

– Надо бы скорости прибавить, пар в задницу, – озабоченно проговорил Ухарь, глядя, как верно, но медленно расширяется контурная щель. Ветер все сильнее рвался внутрь разъединённого тамбура, слепо и панически метался в тесном пространстве, бился грудью в железо стен, а отыскав лазейку в виде открытой двери камерного, радостно юркал внутрь. – А то Рыжие доберутся до нас быстрее, чем оторвёмся как следует. Пойду-ка я…

Но пойти Ухарь не успел.

– Здорово, братец, – проскрипел под вой ветра голос Хитруна, ватамана Рыжих, шагнувшего в дверной проем из камерного со здоровенной обнажённой саблей в руке – куда там до неё сабле Пивеня, огрызок, а не сабля. – Что это ты тут вытворяешь, кровь из носу? Ватажника моего обижать вздумал? Видать, не подумал, чей ватажник, а? А вот мы сейчас это обсудим… по-сродственному.

Неповоротливый с виду, богатырь-махинист одним прыжком оказался возле Благуши и, вырвав у того из руки куцую для его габаритов саблю Пивеня, загородил слава широкой спиной от ватамана.

– Беги в махинерию! На приборной доске… Пар в задницу! Стенка передняя под лобовым окном, перед креслом, по ней, в центре – ряд красных квадратных окошек, цифрами пронумерованных от одного до девяти… ткни пальцем в седьмое.

– Что это ты, братец, кровь из носу, и поговорить со мной не желаешь? – осведомился Хитрун, хищно оскалившись под рыжими усищами, которые своими устрашающими размерами, как оказалось, почти не уступали усищам Ухаря.

– А ты?! – отчаянно крикнул Благуша, до смерти напуганный грозной фигурой главного бандюка, медленно, но уверенно подступающего ближе к махинисту со сверкающей полосой острой стали в руках. – Ты-то как?