Валерий Михайлов - В поисках Минотавра (сборник)

– Какой миленький червячок! Сейчас я тебя съем, мой малыш.

А ещё она любила играть в ковбоев. Во время игры надевала сапоги на тонких шпильках, усаживалась на меня сверху, и, пришпоривая каблуками, заставляла изображать необъезженного мустанга.

Я в отместку смешил её накануне оргазма, забавляясь тем, как она пытается совмещать смех и стоны, или кричал всякие глупости ей в письку, а потом прикладывал ухо в надежде услышать эхо…

Из зависания меня вывела мысль о доме, где я не появлялся несколько суток. Там настала пора делать уборку, да и вообще дом – это дом. Вот только попасть домой мне было не суждено. Примерно на полдороги меня окликнул мужчина лет тридцати, совершенно незапоминающейся наружности.

– Извините, молодой человек, вы не подскажете…

В следующее мгновение внутри меня что-то хрустнуло, в глазах вспыхнул и погас яркий свет.

Очнулся я привязанным скотчем к стулу в просторной комнате без окон. Из декораций – бетонный пол, отштукатуренные стены и бетонный потолок. Дверь находилась у меня за спиной, вне поля зрения. Передо мной стоял письменный стол, на краю которого с моей стороны сидела дамочка лет тридцати. Рост средний, изящная, лицо красивое, волосы короткие. Одета в серую блузку казённого фасона и такую же юбку почти до колен. На ногах – красивые модные туфли на десятисантиметровых шпильках. Несмотря на дурацкую одежду, её можно было назвать привлекательной, если бы не выражение больших тёмных глаз, от которого пробирало холодом до костей. Казалось, её глазами смотрела сама смерть. Рядом с дамочкой стоял электрический чайник с кипятком: из носика шёл пар. Освещала картину свисающая с потолка лампочка ватт ста пятидесяти.

– Ну? – спросила дамочка, окинув меня убийственным взглядом.

Похоже, она чего-то ждала. Скорее всего, подробного рассказа о делах дракона. Вот только, как говорится в фильмах, каждое сказанное слово могло быть использовано против меня, поэтому я выдал следующее:

– Послушайте, – плохо пытаясь скрыть страх, промямлил я, а было страшно до усрачки, – я понимаю, что вы – люди серьёзные, и скажу всё, что нужно, только скажите, что рассказывать.

– То есть ты готов рассказать всё?

– Совершенно верно.

– Вот только всё, что ты можешь рассказать, я и так знаю.

– Тогда чего вы от меня хотите?

– Чего я хочу, Тварь! – рявкнула она, ткнув меня ногой в грудь. Я упал вместе со стулом. – Я хочу, – продолжила она, поставив ногу на моё лицо так, что острый каблук упирался в кадык, – чтобы ты понял, мразь, что я могу сделать с тобой всё, что захочу, и только от того, насколько хорошо будешь повиноваться, зависит твоя судьба.

– Я понимаю, – пробормотал я в подошву туфли.

– Очень хорошо, что понимаешь, – сказала она, возвращаясь к столу, – а раз так, я хочу, чтобы для начала ты поцеловал мои туфли. Или предпочитаешь, чтобы я ошпарила кипятком твои яйца?

– Не надо кипятка, – взмолился я, чувствуя, что она не шутит, – я согласен целовать туфли.

– Согласен? Да ты, сука, должен умолять об этом одолжении!

– Пожалуйста, умоляю, позвольте поцеловать ваши туфли!

– Ладно уж, целуй.

– Но я не дотягиваюсь.

– А ты дотянись.

– Как?

– А ты ползи, извивайся со стулом.

И я принялся извиваться. Сначала у меня ничего не получалось, но постепенно я приловчился, и вскоре смог подползти на нужное расстояние к её туфлям и принялся их облизывать. Она же поочередно подставляла мне верх, подошвы, каблуки…

И вот, целуя туфли, я поймал себя на том, что мне это нравится, что меня это жутко возбуждает, и что, несмотря на страх и унижение, а может благодаря им, я испытываю офигенный кайф. Я был готов бесконечно долго целовать её туфли, но она решила, что для первого раза достаточно, и убрала ноги от моего лица.

– О, да ты в восторге! – насмешливо сказала она, заметив мою эрекцию. – Скажи, тебе понравилось? Только не смей врать!

– Это чудесно, – признался я.

– Видишь, я действительно сделала тебе одолжение, позволив слизать пыль с подошв.

– Вы правы, – согласился я.

– И ты не хочешь меня поблагодарить?

– Спасибо, – пробормотал я, окончательно чувствуя себя идиотом.

– То-то же, – она усмехнулась. – Ладно, теперь застолбим территорию, и можешь быть свободным.

Сказав это, она ударом ноги перевернула стул так, что я вновь оказался на спине, затем сняла трусики, и, присев над моим лицом, начала ссать. И – какой ужас! – это мне тоже понравилось, и пока горячая струя заливала лицо, по телу прокатилась волна блаженства. Я кончил, испытав сильнейшее удовольствие и не менее сильную фрустрацию.

Поссав, она вытерлась трусами и небрежно бросила мне в лицо, но промахнулась. Затем вытерла об меня туфли, на которые попали брызги.

– О, да ты приплыл, – констатировала она, заметив мокрое пятно на штанах. – Теперь ты принадлежишь мне.

И это было правдой. Я действительно принадлежал ей, и ничего не мог с этим поделать. Прикажи она сунуть руку в кипяток, я бы выполнил, не задумываясь. Таков был результат её действий и слов.

Достав из ящика стола нож, она разрезала скотч.

– Пойдём, я покажу твою комнату, – приказал она.

Мы вышли из «пыточной», прошли по коридору и остановились перед одной из множества одинаковых дверей без каких-либо номеров или табличек.

– Входи, – сказала она, распахнув незапертую дверь, – располагайся. Можешь пользоваться всем, что найдёшь.

Комната оказалась размером чуть больше вагонного купе. Кроме узкой кровати там был стул с аккуратно сложенной одеждой, и тумбочка. И ещё раздвижная дверь, которую я принял за дверь встроенного шкафа. Открыв её, я обнаружил ванную с ванной и унитазом. В углу стояла картонная коробка, большие буквы на которой гласили: «Для грязной одежды и обуви».

Раздевшись, я бросил в коробку своё тряпье, и забрался в ванну. Набирать воды не стал, а просто лёг и пустил воду из душа.

Я был… Во время мужского анального секса, за счёт стимуляции членом активного партнёра предстательной железы пассивного, у последнего наступает семяизвержение. И если половой акт длится достаточно долго, наступает у всех – такова физиология человеческого тела, не имеющая ничего общего с сексуальной ориентацией. Так вот, именно семяизвержение является наиболее психотравмирующим фактором для многих гетеросексуальных мужчин, подвергшихся сексуальному насилию, и считающих гомосексуализм злом. «Если я кончил, значит, мне это понравилось, а раз так, то я – пидор!» – думают они, и подобное «открытие», не имеющее ничего общего с реальным положением дел, толкает многих на самоубийство.

Я был не настолько шокирован, чтобы думать о смерти, но происшедшее полностью разрушило картину моего «я».