Феликс Гилман - Восхождение Рэнсом-сити

– Спросите себя, – сказал я, – что может прославить ваш город? Этот город совсем молод, господа, это первопроходец, стоящий на краю света и, полагаю, на краю величия.

Мелвилль был одним из старейших городов в той части Западного края, немногим младше меня.

– Подумайте о Джаспере на востоке – что приходит вам в голову? В Джаспере есть Свинг-стрит, Университет Ванситтарта, скотобойни, Медный Бык и все прочее. В Гибсоне – гвардейцы, футбол и та здоровая статуя женщины с фонарем. Джунипер? В Джунипере есть банки…

– Уже нет, – буркнул хмурый банкир.

– Кризис – время открывшихся возможностей, сэр, – ответил я, – не мне говорить это такому деловому человеку, как вы.

Жена банкира откашлялась. Эта изящная женщина была, как я узнал из подслушанных разговоров за соседним столиком, президентом Клуба шести тысяч, целью которого было увеличить число жителей Мелвилля до этой отметки к концу тысячелетия. Я считал, что мы с ней должны быть союзниками, так как оба хотели сделать что-то из ничего, но пока женщина была настроена скептически.

– Как вы сказали вас зовут, мистер?.. – спросила она.

– Рэнсом, мэм, – улыбнулся ей я. – Профессор, если вы не против.

– И, говоря о возможностях, сэр, вы попали в яблочко. Но какие именно возможности? Что сделает Мелвилль богаче, вот в чем…

– Медь, – вмешался невысокий делец с пучками волос в ушах, сидевший слева от изящной президентки. – Мы контролируем крупнейшие месторождения меди в Северо-Западном краю, а моя плавильня простаивает. Вы каких наук профессор будете, уважаемый?

– Медь! Медь – это хорошо. Но она рано или поздно заканчивается. Ее добыча стоит денег и труда, а из земли она выходит нечистой. Я же говорю о свете, господа. Я говорю об энергии. Я говорю о Процессе Рэнсома. – Я показал присутствующим салфетку, но они не разобрали мои чертежи и не оценили идею.

– Профессор Рэнсом, всего неделю назад в городе был представитель корпорации «Северный свет», и…

– Члены корпорации «Северный свет» – мошенники и негодяи. Они на крючке у Линии, которая высосет из вас всю кровь. Надеюсь, вы изгнали старого мерзавца из города, как вампира. Или прихлопнули, как комара. Запомните мои слова, а если здесь есть репортеры, запишите еще и это: я говорю о Мелвилльской осветительной компании Гарри Рэнсома. Я предлагаю свободный свет…

Владелец плавильни отшатнулся, услышав слово «свободный». При разговоре с богачами нужно быть осторожным. Слишком часто повторите «красота», «освобождение» или «конец тяжкому труду», и они с подозрением нахохлятся. Нужно уметь говорить с ними на одном языке.

– Я говорю о возможности, которая выпадает только раз в жизни. Возможности увековечить свое имя в истории. Я говорю о будущем…

Три вещи случились одновременно. Я встал для пущего эффекта и начал расхаживать по залу, банкир недоверчиво фыркнул, а будущее Мелвилля обрушилось на нас вместе с потолком, острым носом вперед. Сверху с оглушительным грохотом сыпались куски кирпича и штукатурки.

На место, где я недавно сидел, рухнули обломки канделябра. Некоторые мои сотрапезники бросились на пол, а другие, наоборот, вскочили, закричав от ужаса. Я, кажется, выругался, но в остальном не потерял спокойствия.

Мне удалось хорошо рассмотреть падающий снаряд – казалось, он летел вниз целую вечность. Кто бы и где бы ты ни был, любезный читатель, надеюсь, ты живешь во времена, когда не знают об оружии линейных. Скажу лишь, что это была ракета, похожая на сверло из черного железа, пластин и заклепок, размером примерно с осла. Пробив потолок, она рухнула на бок на стол с закусками, словно непрошеный гость на свадьбе, пьяный, злой и неуклюжий, разбрызгавший содержимое серебряных супниц и бутылок с шампанским и сломавший шею большому хрустальному лебедю. Официанты с криками роняли подносы.

Ракета стонала и содрогалась, словно просыпаясь от кошмарного сна, а затем начала раскручиваться. Из ее глубин заструился плотный белый газ, быстро наполнивший зал. Свечи погасли, и дамы, закашлявшись, схватились за шеи в жемчугах. Мои товарищи по несчастью один за другим, побагровев, осели на пол. Толпа гостей и официантов хлынула к выходу, спотыкаясь друг об друга, и с ужасающей неизбежностью перекрыла выход. Схватив со стола бутылку, я смочил салфетку вином и прижал к лицу. Не знаю, насколько хорошо это заменило мне противогаз – повторить это я бы не решился, – но это было лучше, чем ничего, раз я остался на ногах, когда все вокруг меня повалились на пол, и поднять их на ноги я не мог, как ни пытался.

Не помню, как я решил бежать, но в какой-то момент я обнаружил, что ноги несут меня к выходу, и лучше не думать о том, на что они наступали – хрустнувшее крыло хрустального лебедя, женское ожерелье, вытянутую мужскую руку… и кто знает, что еще. Придерживая за локоть какую-то женщину, я миновал кухню и оказался на улице, где нас ждала толпа, разразившаяся радостными криками, когда мы со спутницей рухнули на булыжную мостовую. Позже оказалось, что это была президентка Клуба шести тысяч. Я рад, что женщина выжила, но с сожалением сообщаю, что, согласно статистике линейных, население Мелвилля до сих пор не превысило пяти тысяч человек [4] Отметка в шесть тысяч была пройдена только в середине нового века, долгое время спустя после того, как мистер Рэнсом исчез в неизвестном направлении. .

Вдохнув полной грудью, я встал и бросился обратно в здание, но кто-то схватил меня и силой уложил на землю. Я моргал, лежа на спине. Даже в лучшие времена мой левый глаз видел неважно, хотя при взгляде на меня этого не скажешь. Другой же глаз так пострадал от газа, что сначала я едва различал лицо моего верного ассистента, мистера Карвера. Он выглядел обеспокоенным за мою жизнь и здоровье, что и неудивительно, ведь я не платил ему уже несколько недель.

Нас окружила толпа горожан. Рядом с Карвером сел на корточки мужчина в вересково-зеленом костюме, на потрепанном воротнике которого красовалась золотая булавка. Он положил руку мне на колено и сказал:

– Все кончено, сынок. Не стоит рисковать жизнью, ты их уже не спасешь – их никто не спасет.

Позже оказалось, что это был репортер «Мелвилль Бустер».

Сначала я не понял, о чем он: от газа и вина у меня кружилась голова. Я чуть не спросил: «Спасет кого?» На самом деле я хотел вернуться за салфеткой с чертежами Процесса Рэнсома, боясь, что они попадут не в те руки. Вместо этого я промолчал, а вскоре потерял сознание.

Мои горячность и отвага заслужили всеобщее восхищение. Художник «Бустера» нарисовал мой портрет для статьи и был так любезен, что подбородок у меня на портрете казался более твердым и уши не так топорщились. К концу дня покровители могли бы занимать ко мне очередь. Но мне это казалось неправильным. В тот же день Карвер собрал нашу поклажу, и мы уехали из города.