Gregory Raikhman - Черные гремлины. История о гремлинах с железного острова

И теперь я стоял на пятнадцатом балконе, и при одном взгляде вниз у меня кружилась голова, уши хотелось прижать к голове, обнять хвост и никуда больше не ходить. Я так и сделаю. Только принесу еще одну деталь, и сразу спрячусь. Еще одну штучку.

Лапы болели, но мне хватило сил на еще один прыжок, и я оказался на шестнадцатом балконе. Отсюда было видно весь железный остров! Грязно-серый, абсолютно правильный квадрат. А дальше – океан белой воды. Я разглядел два маленьких пятнышка рядом с люком в нору – Ари-Ару с Бип-Бопом.

«Страдай» была туловищем, покрытым шипами, неимоверно большим и совершенно неподъемным. Я покатил деталь вниз, спихивая с балкона на балкон. С грохотом и лязгом «Страдай» приближалась к зефирному гробу. Я все лапы об нее ободрал, прежде чем спустил деталь на пол, и чуть спину не надорвал, пока вставлял железное туловище в зефирный гроб.

– Ура! – устало сказал я, когда собранная конструкция начала сдвигаться. Это была статуя гремлина, целиком закованного в доспехи. Гремлин-гигант из фиолетового железа сурово поглядывал на меня, блестя надписями на деталях, прежде чем исчез внутри куба. Скрипнуло – открылась дверца. Я торопливо оббежал гроб и пискнул от неожиданности.

Зефира не было. За открытой дверцей оказалась пустота. Тут всегда был зефир, очень много! Словно в насмешку остров устроил испытание и ничего не дал взамен. Я хотел заплакать, но потом понял, что слишком устал даже для слез.

Внутри что-то блеснуло. Я утер глаза хвостом и подошел поближе. На дне лежала маленькая зефирка лазурного цвета. На ощупь она была словно мягкая резина, а пахла чем-то кислым и свежим. Испорченная? Я бережно взял ее и поковылял к люку – пусть испорченная, другой все равно нет. Небо уже светлело, нужно спешить.

– Глупый, глупый Лак-Лик! – запищала Ари-Ару, мигом вскочив. Она начала крутиться вокруг меня, как юла.

– Вот, – я отдал ей испорченную зефирку. Хотелось еще много чего сказать – про то, что я статую построил сам, что с шестнадцатого балкона видно все-все-все, и что я получается теперь старший механик, раз больше никого нет. Самки ведь не бывают старшими механиками. Только механицами.

Потом я очень быстро устал и заснул. Даже поговорить не успел ни с кем. Помню, что кто-то тащил меня вниз, в нору, а сверху светлело небо. Еще Ари-Ару хныкала. Все-таки она плакса, а не я. Я же не плачу.

– А где остальные зефирки? – спросила Ари-Ару в норе, когда я проснулся.

– Только одна была. И странная, – объяснил я.

– Тогда ешь. Ты ее заслужил! – она сунула мне лазурную зефирку. До сих пор не съела!

– Нет.

– Ты себя видел? Ободранный и изможденный! Один статую построил!

– Ага.

– Вот и ешь!

– Нет.

Ари-Ару начала беситься. Она все время бесилась, когда не могла меня переспорить. Когда я в очередной раз сказал «нет», она бросила сладость на пол и сказала, что пускай никому не достается. Бип-Боп понюхал зефирку, помусолил в лапах и есть не стал.

– Бу, – сказал Бип-Боп, кося глазами.

Разделить сладость не получилось – она оказалась тягучей, как резинка, и рваться не хотела. Даже когти и зубы не помогли. Пока Ари-Ару пыталась разрезать зефир, я сидел и думал, что чего-то не хватает. Какого-то звука. Раньше этот звук всегда было слышно в норе днем, а теперь его не было.

У Ари-Ару забурчало в животе.

– Ты за меня вступилась, когда Раг-Баг собирался на корабль. Ты заслужила. Пожалуйста, – сказал я.

Ари-Ару недоверчиво посмотрела на меня, потом на зефирку. Затем жадно ее схватила и съела в один присест. Все-таки она была очень голодной. Я улыбнулся и назвал Ари-Ару обжорой. Она неуверенно хихикнула и повалила меня в ответ. Бип-Боп тоже захихикал, только зловеще. Он всегда зловеще смеялся.

К наступлению ночи Ари-Ару завернулась в лазурный кокон и перестала мне отвечать. Я никогда не видел, чтобы гремлины заворачивались в кокон. Может, она отравилась и умерла? Я прижался к поверхности кокона – твердой, липкой и шероховатой.

– Ого себе, – сказал Бип-Боп, мгновение спустя потеряв интерес к лазурному кокону.

– Может, ночь и свежий воздух помогут? Давай вытащим ее наружу!

Вдвоем мы вынесли кокон на берег. Я приложил одно ухо к стенке кокона и начал слушать. Внутри раздавались склизкие и противные звуки. Такие, когда в носу ковыряешься или когда глаза трешь. Что же я скормил Ари-Ару? Если бы я съел глупую испорченную зефирку, со мной все было бы в порядке. У меня был крепкий желудок. Однажды, во время линьки, я съел клок собственной шерсти и мне ничего не стало. Живот только поболел немного, а потом я отрыгнул комок шерсти. Но в кокон не превращался.

– Непонятно, – сказал Бип-Боп. Он, в отличие от меня, сидел к морю спиной и смотрел на середину острова. Я проследил его взгляд и понял, какого звука недоставало днем. Скрежета перестраивающегося острова. Железные платформы исчезли, как и зефирный гроб. Сейчас остров напоминал ровную площадку, местами погнутую и исцарапанную. Неужели механизм сломался? Или зефир закончился? Теперь мы точно умрем от голода.

– Плывут, – пояснил Бип-Боп. На этот раз он смотрел на море, опять замечая самое интересное быстрее меня.

Прямо на остров плыл корабль. Большой, серый, ощерившийся веслами и надписью «Огл». Не успел я опомниться, как один из гремлинов дунул в рог на носу корабля – и тот оглушительно заревел. Я прижался к полу и затрясся, не в силах шевельнуться.

Корабль не остановился у берега – скрипя и стеная, он на полном ходу залетел на поверхность, чуть не придавив меня и Бип-Бопа. С борта тут же спрыгнул грозный гремлин и проорал:

– Ярррр! Зови всех сухопутных гремлинов, мы порубим их на куски! Теперь это наш остров!

Гремлин был коротышкой, даже ниже меня. В одной лапе он держал острую палку, в другой – дырявую широкополую шляпу, которой он размахивал, как ужаленный, а черная повязка скрывала его левый глаз. Шерсть мореплавателя была серой, как и шерсть остальных гремлинов, спустившихся с корабля. Все они грозили дубинками и заостренными палками, у каждого была одежка: перчатка, шарфик, очки или даже плащ.

– Ты! – коротышка ткнул меня острой палкой. – Зови остальных!

– На острове больше никого нет, – пискнул я, прижав уши. Все-таки коротышка был очень страшным и злобным.

– Как нет? – завис серый гремлин. – Совсем никого?

– Совсем, – подтвердил я.

– Врешь? Врешь! – он снова начал тыкаться. Я свернулся клубком и спрятался в лапы. Бип-Боп посмотрел на меня, на серого гремлина, затем встал, отобрал палку у коротышки и выбросил ее в море. Зашипев и задымившись, она растворилась в белой воде.

– Ты чего? Это же моя сабля! – взвыл гремлин, обращаясь почему-то ко мне, а не к Бип-Бопу.

– Нечего тыкаться, – объяснил Бип-Боп и снова уселся.