Алексей Смирнов - Плавающая черта. Повести

Танкист внезапно краснеет поверх ожога добавочно, по ноге бежит бесшумная струйка, собираясь в пенную лужицу. Он разевает рот, превратившийся в пасть, и принимается не то ухать, не то ахать, как если бы не справляясь с неким непристойным, крайне настойчивым воздействием с тыла. Ему кажется, что его посадили на железный кол и подали электрический ток, а в лицо задышал опарыш толщиной в ногу. Резкая боль сливается с омерзением и чистым ужасом, которые не имеют зримой причины и объявляются в чистом виде, как будто в положенные мозговые области воткнули гнилые гусиные перья. Нет в мире силы, которая заставила бы старшего лейтенанта взяться за дверную ручку.

Рыжая Таня видит происходящее и проявляет смекалку. Ей нечего объяснять, результат налицо. Впечатления военного наглядны и убедительны. Она устремляется к окну, намереваясь распахнуть его и позвать на помощь, ибо выпрыгнуть с четвертого этажа возможности нет, и Тане ли как хозяйке это не знать. Она тянется к раме и моментально опорожняет кишечник. Из горла исторгается писк. Ее не отбрасывает волшебная сила, причины скрываются собственно в Тане. Она оседает кулем, и окружающие жмутся к стенам.

Никто ничего не понимает, за исключением главного: к двери нельзя. С окном то же самое.

– Сядем, – предлагает Родион. Дрожащий голос его – уже.

Таня кое-как поднимается, оскальзывается, упрямо снова встает и спешит в ванную. Евгений прислушивается: похоже, он вообще не ждет добра от всяких дверей. Однако шумит вода: обошлось. Журчание смешивается с потерянным воем.

– Давайте сядем, – соглашается Андрей.

Из коридора, пошатываясь, является Шурик. Безумным взором он шарит по комнате, пока не натыкается на обмундирование. Берется за брюки, не попадает в штанину.

– Подождите, сейчас ванная освободится, – возражает Лида, морщась от боли. – Вы мокрый.

– А? – вскидывается тот.

Ничего не соображает.

– Делайте как хотите, – Лидия машет рукой.

– Дождемся хозяйку, – говорит свое слово Соня.

– А кто хозяйка? – удивляется Наташа.

– Которая в ванной сейчас. Она сказала.

Та поджимает губы.

– Я не слышала.

– Вам было не до того, – вмешивается Евгений. – Странно, что вы запомнили, – обращается он к Соне. – Вы тоже пребывали во власти чар.

Тут оживает Наташа, она расхаживала взад-вперед. Наташа, перебирая толстыми ножками, как на колесиках торопится в ванную. Вскоре оттуда доносится брань. Наташа возвращается, волоча за собой Таню, на которой всего-то и есть полотенце. Та упирается, и Наташа хватает ее за волосы, тянет, пригибает к столу.

– Признавайся, ведьма!

– Я ничего не знаю! – вопит хозяйка.

– Отпустите ее! – гремит Андрей. – Дело не такое простое! Она, скорее всего, тоже не в курсе!

– Это ее дом! Она не может не знать!

– Ничего не знаю, – клокочет Таня, делает резкий рывок и с силой отталкивает Наташу. Полотенце разворачивается, падает.

Всем наплевать. Таня нагибается, поднимает. У Евгения екает в груди. Вернулся туман повального любострастия? Нет, другое. Он делает шаг и будто бы ненароком прикрывает ее. Столько всего случилось, что он уже не думает о зубе, но сметанное наваждение не спешит возобновиться.

– Назовите ваш адрес, – приказывает Андрей.

Он старше всех, лет тридцати семи, и вроде бы метит в вожаки. Непонятно, зачем ему верховодство. Евгений склоняется к мысли, что это происходит непредумышленно.

Татьяна называет.

Все уже расселись за столом, как сидели. Кроме Сони и Родиона, те устроились рядышком, а не друг против друга. Накинули кое-что на себя, отыскали в куче. Да, на полу еще остается одежда. Они раздевались. Впрочем, не помнят, как и зачем. Почему-то не догола. Странно для спаривания из-под палки.

– Впервые слышу, – заявляет Лида.

Общество кивает. Никто здесь раньше не бывал.

– Чего мы беса гоним, – басит Родион и взмахивает поджаренной лапой. – Давайте позвоним, если не можем выйти. В милицию, скорую – все равно!

– Розетка вырвана с мясом, – парирует Таня созвучным баском.

Она смутно помнит, что сделала это своими руками, но признаваться не хочет.

Родион глухо матерится.

– А с собой ни у кого нету?

Собрание переглядывается. Моторолы – новинка элитная, обычным смертным в диковину. Танкист вообще не понимает, о чем идет речь, и удрученно таращится в календарь: девяносто семь. Сентябрь. Он человек подневольный. Очевидно, ему грозят особые неприятности.

– Соседям стукнуть! – не унимается Родион. – В стены, пол, потолок!

– Нет никого, – шепчет Таня. – По этой лестнице я осталась одна. Дом расселяют.

Тикают часы. Тишина гробовая, вот и слышно. Это немного успокаивает. Уютный звук. Домашний. Взбесились, с позволения сказать, лишь выходные отверстия – так прикидывает медик Андрей. Он не объявляет очевидного. Он, между прочим, не уверен и в часах. Ни в чем нельзя поручиться.

– Там очень плохо? – обращается он к Шурику, кивая на дверь.

– Я чуть не загнулся. – Лейтенант мрачен. – Хозяйка не даст соврать. Думаю, на входе установлена какая-то лучевая пушка. Может, инфразвуковая.

– Бред, – говорит Родион.

– Почему сразу бред? – заступается Лида. – Военным виднее.

Наташа, растерявшая следственный энтузиазм, начинает подвывать, и Таня прощает ей покушение на рыжие кудри. На сцене вновь появляется аптечка. По комнате растекаются запахи мятные и камфорные. Они кажутся весьма уместными в дряхлой, как выяснилось, квартире, где вместо Тани было бы правильно жить старушке.

– Это важно, но сейчас не главное, – говорит Евгений. – Лучше попробуем восстановить события, тогда будет понятнее, что делать. Может быть. Все равно, насколько я понимаю, никто не рискнет повторить попытку сбежать. Давайте, начнем с вас, – приглашает он Шурика, который к нему ближе всех.

– Я ничего не помню, – отрезает танкист. – Я шел в Академию. Очнулся здесь. Это все.

Тучный Родион недоверчиво хмыкает. Правда, его отчет не менее лаконичен. Он успешный переводчик-синхронист, озвучивает фильмы. Лег поздно, дома, очухался благодаря утюгу. Евгений – мастер спорта по фигурному катанию. Проснулся, имея в планах отработать тулупы двойные, тройные и четверные, однако вмешалась зубная боль. Он принял таблетку, собрался к врачу. Дальше, как принято выражаться, провал. Таня смотрит на Евгения удивленно. Тот настоящий богатырь для фигуриста. Лед под Евгением, наверно, трещит. Евгений без всякой нужды добавляет, что катается под песню «Вдоль по Питерской» – и попадает, так сказать, в цвет.

– Мы бегаем по утрам, – сообщает Наташа. – С Лидой, по набережной.

Она кивает на долговязую соседку. Лида настолько испугана, что не в состоянии даже кивнуть, и только рябь пробегает по носатому лицу.