Елена Пильгун - Мысленный волк, или Точка росы

Розе Моисеевне сто двадцать лет. Спрашивать, глядя в глаза, как это обычно делал Шикари, не пришлось – подписанные документы на аренду комнаты давали максимум информации о хозяйке. И после пунктика о фактическом возрасте людей-манекенов вокруг в Шикари Такахаси был еще странный и необъяснимый бой привычному миру – все делать официально и с кучей документов-подписей. Словно что-то внутри отчаянно хотело защититься от даже призрачной возможности вляпаться в какую-нибудь историю. Отец ведь предлагал, мол, давай на руки этой Розе Моисеевне заплатим, раз уж так хочешь жить отдельно, дешевле будет в два раза, без налогов и вообще… Хакерский подход, раздери троян это молоко. Или пара польских евреев, которая умудрилась выжить в Японии, оказалась именно в нашем роду?

Субботнее чаевничание закончилось в молчании. Шикари против обыкновения не заварил себе второй чашки брусники, а Роза Моисеевна вместо шуток-прибауток замерла у окна памятником самой себе.

Упав на кровать в своей [за сорок тысяч в месяц] комнате, Шикари попытался выровнять дыхание. Часто, очень часто он ловил себя на мысли, что слишком чувствителен к боли посторонних ему людей, а вот близкие едва ли дождутся от него сострадания. Покрутив эту мысль так и этак, всяко выходило, что посторонний человек, о котором ты почти ничего не знаешь, кроме голых фактов без лоскутных одежек впечатлений и эмоций, вызывает куда больше доверия, чем масленичная соломенная кукла хорошо знакомого человека. Ибо лоскуты затмевают разум и восприятие, в топку летит любая объективность и способность поставить себя на место другого. А близким только того и надо.

Чем больше я узнаю людей, тем больше люблю… волков.

И только Флин, пожалуй, единственное исключение.

Набрать полные легкие запахов старых книг и домашней пыли. Боги Сети, да он нашел эту квартиру своим носом, не иначе! Старый дубовый стол у окна, забронзовевшая девушка с апельсином оранжевого тканевого абажура, тяжелые гардины вместо всех этих новомодных стекол, меняющих прозрачность… Минимум хай-тека и набившего оскомину японского минимализма. Шикари шумно выдохнул. Наивно. У меня ничего нет, ни места под солнцем, ни опоры на будущее – не ждать же в самом деле, чтоб родители поскорее умерли и отдали квартиру, но, кажется, он нашел свой дом. И рано, черт побери, рано умирать! Ерунда все это, что сказали в новостях.

Никто не будет умирать, когда впереди вся жизнь.

Правда, Флин?

_______________________

from: Takahashi

to: Phaethon

Ты вольная птица,

Кофе с корицей!

Ты пламя и холод,

Шелк и кевлар!.. 2 2 Hard Box – Космодевочка

Привет, светлый) Ты приедешь сегодня?

_______________________

<���отправить>

Phaethon offline

Так и осталось это сообщение непрочитанным. Шикари, не дождавшись ответа и придумав тысячу оправданий внезапному молчанию друга, с размаху отключился от Сети. Что бы там ни было, а на вокзал я приеду. Но в чем, раздери коннект все эти вишенки, в чем я провинился, Флин?!

Катана за спину. Охрана на Ленинградском уже знает в лицо и периодически просить дать поиграть с клинком. Как дети, ей-богу. Проверить баланс… Хм, ну на одну ночь в гостинице на Таганке хватит. «Какую к черту ночь? – возопила ехидна, ныряя в гущу ментальной битвы. – С какого ты решил, что он вообще приедет?»

Красный флаер взял форсаж и ориентир на центр. Регулировщики воздушных трасс испуганно отшатывались, камеры видеонаблюдения засекали только смазанное пятно, а стрелка спидометра опасно кренилась вправо. Шикари летел по одному ему известному маршруту, каждые пять минут нарушая границы высотности, то взмывая в слепящий снег над потоком аэротрассы, то подныривая под тяжелые карго и петляя в переулках Сретенки на бреющем полете. Машину он бросил у платформы Каланчевская, лишь на секунду позволив себе передышку. Что-то внутри отчаянно ныло, не в силах сформулировать простую, но всеопределяющую мысль, а заснеженная и пустая площадка над путями рождала ощущение дежавю. Словно было уже это очень давно, и, раз друг молчит, значит в чем-то ты провинился, Ши. Флин не из тех, кто играет в прятки, чтобы разжечь огонь.

«Пустельга» бесшумно распахнула двери, толпа петербуржцев и не очень хлынула на платформы Ленинградского вокзала. Шикари, привалившись плечом к фонарю у самого выхода, сканировал толпу на предмет светлой макушки. Ха, можно было давать руку на отсечение, что Флин Вебер будет без шапки. Это у них доминантный ген, только тогда какого лешего мама в отношении меня шла от обратного? И по мере того, как редели ряды прибывших в первопрестольную, остывал и сам Шикари. Не спасет сейчас и шапка с шарфом, мама. Снег на ресницах не тает. Где же ты, Флин?

«Ждем пятнадцать минут и уходим», – всплыло вдруг в памяти золотое студенческое правило. Пальцы Шикари сжались в кулак. Как там дед говорил? Не придумывай лишнего в условиях дефицита информации? Да легко, Крис-сан. Ни одной недомолвки за последнюю неделю, каждый вечер видеосвязь, днем во время перерыва – чат душа в душу, куча музыки и разных идей… Ну и где причина, дедушка? Где моя птица, и я сейчас не про «Пустельгу»?

«Вот ты и ошибся», – грустная усмешка в голосе Овера, вдруг прозвучавшем в голове, прошила парня судорогой на диафрагме. О чем ты, Овердра…

– Ши! Мя!

Охотника рывком развернуло на каблуках. Как раз вовремя, чтобы краем глаза увидеть несущееся в его сторону золотистое облако в рвущемся с плеч пальто и раскрыть объятия, чтобы не быть сбитым на рельсы. Боги Сети, неужели не снится… И не важно, что там щебечет птица про вторую «Пустельгу», про опоздание на 10 минут из-за метели в Питере. Не важно. Только крепко обнять, ткнуться лицом в небесно-голубой платок на хрупкой шее, вдохнуть полной грудью запах невского бриза, апельсина и апреля…

С трудом вырвавшись из обонятельного экстаза, Шикари заглянул Флину в глаза и оцепенел. Волна радости ушла мгновенно.

– Что случилось, Флин? – голос парня непроизвольно сошел на шепот.

Флин мотнул головой, как партизан восьмидесятого уровня. Но в сетчатку Шикари каленым железом впечатался фотоснимок кристальной серой радужки хакера, в которой не было места ничему, кроме всепоглощающей тоски, Тоски с большой буквы. Вот оно, начало конца. Конца запредельной легкости бытия.

– Что… – начал было Шикари, но Флин только крепко вцепился птичьими когтями в руку и на крейсерской скорости погнал к выходу с платформы, отозвавшись на ходу:

– Ты же не хочешь, чтоб я замерз, волк? А движение – это жизнь, мать за ногу эту метель.

И через полчаса на дне души Шикари осталась лишь капля горького осадка. Все было по-старому. Нарезание кругов в дебрях Старого Арбата, шутки разной степени пошлости, в которых Флину не было равных, использование всех попадающихся дорожных знаков в качестве шеста, и метель, метель, метель… Смех. Снежки на мосту к Храму Христа Спасителя. Не под силу тебе поймать Охотника, птица. Вот, смотри, все так просто, подпустить тебя на два шага и увернуться от захвата, сделав шаг назад. И так снова и снова. А все просто. Учись. Это смысл любого боя – психологическая победа над противником. Ты должен смотреть не на тело, а в глаза. Через глаза. За них. Так сможешь увидеть и его планы, и эмоции, и весь мир вокруг…