Елена Соловьева - Точка искажения

– Эйлин. – Голос ректора заставил вздрогнуть. – Я готов выслушать вас.

Надо же, какая честь. Мог бы и не умасливать без пяти минут бывшую студентку.

Господин Вейнгарт сел напротив, взял чашку со львом и отпил.

– О чем говорить, если моя судьба уже решена.

– И кем же? – В зеленых глазах заплясали искорки любопытства.

– Вами. Я знаю, что отчислена.

Ректор откинулся на спинку кресла. На его губах играла улыбка.

– Читать мысли магов – серьезная заявка. Имена таких мастеров только в летописях можно встретить. Хорошо, что ты учишься на иллюзионистку. Не обижайся, но телепат из тебя никудышный.

Такая искренность озадачивала. Как все объяснить, чтобы не выглядеть жалкой? Пауза затягивалась.

– Гесс начал первым. – Она наконец-то решилась нарушить молчание. – Вышел за мной, оскорблял, потом толкнул и… плюнул в лицо.

В мыслях Эйлин заново переживала унижение. Щеки пылали. Ректор молчал.

– А еще на зачете Рихард показал не свою иллюзию, он купил авто у…

Вовремя спохватилась: одно дело наябедничать на Гесса, другое – подставлять старшекурсников.

– Авто, – улыбнулся ректор. – Мы тоже их так называли. Серьезно! Я был когда-то молодым и тоже здесь учился.

Он задумчиво покрутил перстень на мизинце.

– Я знаю, что некоторые студенты… э-э… жульничают на зачетах. Но на экзамене поблажек не будет. И Гесс, хм, не очень дальновиден, если считает иначе. Но речь не об этом. Важно другое – ваше поведение.

Эйлин прикусила губу, чтобы не заплакать.

– Вы сильная студентка и подаете большие надежды. Да-да, я говорил с господином Зоркиным. У вас есть задатки, но одного таланта недостаточно, нужно много работать. Очень много. Академия – уникальный шанс. А вы…

Слезы потекли по щекам Эйлин.

– Я не поеду домой, не могу.

Она не давила на жалость, как советовала Лири, а говорила чистую правду. Родители были магами. По крайней мере, так утверждали. Мама обладала задатками к телепатии, мечтала учиться в Академии магии, но так и не поступила. Возможно, если бы бабушка Бойль была богаче и смогла нанять матери репетитора, все вышло бы иначе. Не любила вспоминать Эйлин и отца – Дэниса Лавкрофта, утверждавшего, что он дипломированный зельевар. Папа часто готовил на кухне чудо-средство «от головы» для жены, но помогала ли маме дрянь, вонявшая на весь дом, – спорный вопрос. А потом случилось страшное: родители, как обычно, скандалили, и мама в пылу ссоры надела на голову отцу его же котелок с целебной булькающей жижей. Папа погнался за ней, а в результате пострадал случайный прохожий – обычный человек.

Позже бабушка говорила, что отец вроде как в открытую применил боевое заклинание – откуда он его только знал? – и за это его лишили магического дара. Детали процедуры остались для Эйлин загадкой, ей тогда только исполнилось десять. Единственное, что она поняла, – это все как-то связано с особой электрической активностью мозга людей, обладающих даром. По сути, отца поместили в камеру, вроде огромной «глушилки», и облучили. Он долго болел, а потом его не стало. Мать от горя чуть с ума не сошла. Первое время выручали антидепрессанты, но затем… Она стала ведьмой. И ладно бы в сказочном значении слова.

«Все из-за тебя! – любила повторять она. – Если бы я не забеременела, то жила бы сейчас припеваючи».

Будь жива бабушка, Эйлин переехала бы. Та постоянно говорила, что у внучки магический дар. Но как тут поверить? Для ребенка магия – это когда остывший чай в детском саду можешь превратить в кока-колу. Естественно, ничего подобного у Эйлин не получалось. Но после смерти отца она узнала правду, открыла в себе дар.

Мать пришла в бешенство, когда услышала, что дочь собирается учиться в академии. Отговаривала, пугая волчьими законами, царящими в магической среде, и страшной судьбой отца, угрожала, мол, выйдешь за порог – назад не возвращайся. Но Эйлин ушла.

– Успокойтесь. – Ректор подошел к столу и зашуршал бумагами. – Я все знаю. Вот.

Он протянул письмо. Странно. Почерк знакомый: размашистый, нервный. Очень похож на мамин. Точно, так и есть!

Рассыпаясь в любезностях, принижая себя, вдова Лавкрофт просила, нет, умоляла «всемилостивого» Теодора Вейнгарта не принимать дочь в академию, «не отнимать опору и единственный смысл жизни». От стыда Эйлин чуть сквозь землю не провалилась.

Ректор потер подбородок и ответил на вопросительный взгляд:

– Я самый молодой руководитель в истории академии. Знаете почему? Потому что хорошо разбираюсь в людях и никогда ими не разбрасываюсь. У вас талант. Это стало ясно еще на вступительных экзаменах. Глупо зарывать его в землю. К тому же я понимаю вашу ситуацию в семье лучше, чем вы думаете. – Он отошел к окну и заложил руки за спину. – Моя мать тоже не хотела со мной расставаться.

Господин Вейнгарт помолчал немного и добавил:

– Как по мне, Гесс получил по заслугам. Но как ректор я не могу поощрять хулиганское поведение. Тише, держите себя в руках. Об отчислении речи не идет. Но и без наказания оставить вас не могу.

Эйлин выдохнула, плечи расслабленно опустились; разжав онемевшие пальцы, отцепилась от подлокотников кресла. Неужели чудеса случаются?

– Кстати, юноша в приемной предупредил, что вы собираетесь рассказать мне какую-то историю про древние эликсиры. Я слушаю.

Душа снова ушла в пятки. И зачем она послушала Лири? План изначально был идиотским.

Эйлин заглянула в глаза ректору: два зеленых омута без намека на злость или угрозу. Только бесконечное терпение. Так смотрят на щенка или на маленького ребенка.

Отпираться глупо, а хорошо врать Эйлин не умела.

– Я украла эликсир подавления воли из лектория зельеваров. – Она уставилась в пол. – Но сюда не донесла, разбила.

Реакция ректора ее удивила. Он расхохотался.

– А я все думаю, чем от вас пахнет. – Господин Вейнгарт ущипнул себя за переносицу и пояснил: – Эти образцы бесполезны уж лет сто.

Эйлин молчала. Наверное, со стороны она выглядела полной дурой.

– Вам ведь знакомо выражение: боишься – не делай, сделал – не сожалей, – продолжил ректор. – Упорство, с которым вы движетесь к цели, поражает. Почему бы не направить энергию в мирное русло? Сделать планету лучше, например, или найти любовь. Хм, кажется я успел забыть, о чем положено мечтать в таком возрасте.

– Я не верю в любовь, – мрачно сказала Эйлин. – По крайней мере, бескорыстную. А мечта… мечты есть у всех.

– И ради своей ты готова на все?

– Да.

– Тогда иди.

Эйлин непонимающе уставилась на ректора. Он взял со стола запечатанный конверт и махнул рукой:

– Иди-иди! Я в прямом смысле, у меня дел по горло. Наказание я придумаю позже. Мир жесток, Эйлин. Но порой людям нужно доверять.