Nastya M - Круги рождения. Тинар

– Тогда ты поймешь меня, как никто.

Сабир в сотый раз за разговор натужно выдохнул. Злиться на дочь трудно. Особенно в том, через что сам прошел.

– Постарайся улыбаться на свадьбе. Улыбка украшает даже красивую женщину.

– Любую женщину, – подчеркнула Бану, – украшают титул и богатство. Не знаю насчет последнего, а вот титул у меня есть, и при других обстоятельствах на него слетелась бы половина Яса.

– Весь.

В иной ситуации Сабир бы разворчался – а то и просто влепил дочери пощечину – за такое признание: все же девица из танского дома при вступлении в брак обязана быть девицей, а не представлять в постели мужа кого-то из прошлых мужчин. Но Бансабира ведь не выросла в Ясе, а это все объясняет, решил тан.

Протянув по столу руку, он сжал пальцы дочери.

– Какой он?

Бану отвела глаза в сторону:

– Похож на Маатхаса, только моложе лет на семь.

Отчего-то Сабир облегченно выдохнул:

– Я уже переживал, что это Юдейр, – с извиняющимся видом улыбнулся тан. Бансабира донельзя дерзко хмыкнула. – Ну, знаешь, до меня доходили кое-какие слушки. Люди всякое болтают.

Бансабира высвободила руку и, смерив отца взглядом, пренебрежительно проговорила:

– Точно, а еще говорят, будто я избранница самой Матери Сумерек, будто бегаю как молния, невидимая, как тень, будто мои ножи вырастают из тела, и меня нельзя убить. Да только ты, тан Сабир, первым в этом лагере, увидел мою спину.

Вышла. Снова, не дав отцу закончить. У Сабира в глазах темнело от самоуправства дочери. Она, конечно, в итоге делает, что ему надо, но всегда все ухитряется подать так, будто сама соблаговолила принять решение и снизойти до просьб молящего – его, Сабира. Тьфу, капризная девчонка!

Но разве не ради неё он с новой силой принялся воплощать задуманное?

Высокое солнце слепило. Бансабира вышла на улицу и встретилась глаза в глаза со стоявшим поодаль Маатхасом. И – чуть не задохнулась от одного взгляда на него. Чувство было такое, будто грудь насквозь пронзило копьем. На глазах выступили слезы. Бансабира отвела взгляд, сдерживая капли, собралась с духом и пошла навстречу. Выбора не было – её шатер располагался далеко за спиной Маатхаса.

Мужчина держался, не скрываясь. Проходя мимо него, танша немного задержалась.

– Мне жаль, – выговорила тихо. А чего он еще от неё ждет?! Люди – хозяева только невысказанных слов, и рабы тех, что обронили вслух. Маатхас, слышал все.

Мужчина с упавшим сердцем заметил, что глаза Бану блестели.

– Могу я вас проводить, тану? – вежливо и даже немного ободряюще спросил Сагромах. Бансабира кивнула, не глядя на мужчину, потому, что смотреть на него стало невыносимо больно. Последние пять недель она как дурочка в тайне радовалась, что, наконец-то, её цели, её долг и её желания, кажется, совпали! Рядом с ним, с Сагромахом – за обедами, за ужинами, на тренировках, на биваках – Бану впервые за минувший год перестала вспоминать Астароше. А последнюю пару недель – перестала искать его в Маатхасе…

Когда двое в молчании зашли в шатер танши, Бансабира села на застланную землю, обхватив колени и подперев ладонью лоб.

– Мне нечего вам сказать, тан, – проговорила женщина. – Полагаю, кричали мы много.

– Увы, к середине разговора вы заметно снизили … набатность речи, – легко усмехнулся тан, сверкнув масляничными глазами. Кровавая Мать, как раздражает эта его веселость!! В такой-то ситуации! Идиот! Если хочет помочь, мог бы просто обнять.

Тряхнула головой. Дура. Того гляди, еще разревется.

Маатхас, точно услышав мысли женщины, сел за её спиной, опираясь на широко расставленные колени.

– Идите, тан. Вам нечего здесь делать, – попросила Бансабира. – То немногое, что могло нас связывать, отныне закончилось.

– Бансабира, – тепло позвал Сагромах, заметив, как танша вздрогнула. Еще бы, он впервые позволил себе назвать её по имени.

Мужчина потянул руку, намереваясь положить девочке на плечо, ненадолго замер в паре сантиметров, заколебался на миг, которого хватило, чтобы все перечеркнуть:

– Идите! – бросила Бану, развернувшись в пол-оборота. Маатхас мгновенно – инстинктивно – сжал пальцы в кулак, одернув руку.

– Как пожелаете, тану.

Полог дернулся, и Бансабира, ощущая, как сдерживаемое напряжение находит выход, распласталась на полу, задрожав всем телом.

Праматерь, ну почему, почему она не уговорила Шавну Трехрукую поехать в Яс вместе с ней?! На правах молочной сестры…

Перекатилась на живот, приподнялась. На четвереньках поползла к столику, под которым лежало два заполненных водой меха. Облокотившись о ножку стола, откупорила один и приложила к губам. Пила и пила, пила и пила, совсем не испытывая жажды. Просто для того, чтобы отвлечься, хоть на какое-то действие, которое нужно отслеживать само по себе.

«Вот так, Бансабира, – шептал внутренний голос. – Вот так. Глотай. С каждым глотком заглатывай все обиды, всю злобу, ненависть, боль. Терпи и глотай свою жизнь, как лекарство».

Сагромах не собирался сдаваться просто так. Сердце колотилось сильнее прежнего, решимости прибавилось. Полный готовности стоять на своем до конца, получить желаемое любой ценой, он ворвался в шатер Сабира сразу, как покинул Бану.

Ни один из двух мужчин до конца дня больше не показался на праздновании. Сабир – оттого, что всем сердцем хотел оставить дочь рядом с собой и вообще никому не отдавать, а Маатхас – оттого, что в сделанном выборе Сабир остался непреклонен.

Этер, наследник Серебряного дома, против не был, и с решением решили не затягивать. Гонец быстро доставил послание будущему свекру. Надо же, наконец, этот старый волк согласился поженить детей, осклабился Яфур Каамал. Еще его дед жаловался на то, что заносчивые Яввузы никогда не устраивают браков с Каамалами! Видите ли, эти выскочки женятся да замуж выходят только за силу, а из северных танов, войско Серебряного дома наименьшее, как и надел. Что с того! За последние полвека Каамалы сколотили такое состояние, что теперь при желании могли бы перекупить все несчетное воинство самого Сабира Свирепого!

Видимо, старик понял, что чаши весов переменились, да и согласился на брак! Ай-да я молодец, думал Яфур, чьи седины были также серебрены, как знамена. Получил в невестки наследницу Пурпурного дома! Наконец, сбудется давнее чаяние! Его внук сядет в кресло танаара Яввузов, богатство и сила сложатся воедино! А там и Маатхаса под себя подмять будет не долго.

А когда север объединится под одной рукой – его рукой, будем честны, ну а потом уже Этера – можно подумать и о центре страны. Раггары на их стороне, Оранжевые разгромлены, они присягнут кому угодно, лишь бы их не трогали, а Сиреневый дом Ниитас в родстве с Бансабирой. И пусть старому Яввузу не удалось добиться возрождения союза, сам виноват, дряхлый идиот! Ему, Яфуру, это всяко удастся – не зря ведь его за спиной уже четверть века называют «Каамал-Льстивый-Язык»!