Анастасия Машевская - Копье и кость

– Да сбрейте вы эту свою ценность! В таком пекле совсем не холодно, – усмехнулась женщина, старательно скрывая желание самой хоть раз дотронуться до его бороды, до его худого лица. Хотя бы – до его ладони сейчас.

– А вдруг я скоро вернусь на север?

Пустились галопом. Маатхас всю дорогу, стараясь не выглядеть сильно мрачно, размышлял над тем, что Бану, должно быть, нравятся гладко выбритые мужчины. Вон тот выродок, которому она битый час улыбалась и с которым вела себя естественнее, чем иные держатся с лучшими друзьями, совсем не носил ни бороды, ни усов. И еще был скорее среднего сложения. Возможно, Бансабира недолюбливает крупных мужчин – не зря же она вечно гоняет несчастного Раду больше всех остальных.

Может, в свое время ее обидел какой-нибудь увалень?

Думать об этом было совсем неприятно, и Маатхас продолжил оценивать того неуклюжего недоумка, который даже сапог нормально подать не может.

Когда тан и тану наконец уединились за обедом, Бансабира в ответ на расспросы Маатхаса рассказала о четырех новобранцах в личном отряде телохранителей, а заодно о намерении сняться с лагеря в течение суток.

Выставив мужчину за полог после трапезы, развернула послания Рамира, велев страже снаружи под страхом смерти никого не впускать. Пристально вглядываясь в каждую строчку, Бансабира со все бо́льшими усилиями сдерживала нараставшую ярость.

Бенра под солнцем блистала. Полноводная, могучая жила, питавшая всю середину Яса. Богатая рыбой и птицей, она соединяла многие земли – от владений черных Дайхаттов на западе до Зеленого дома Аамутов на востоке; многочисленные рукава и притоки ее, подобно вьюнам, стелились во все стороны на далекие мили, образуя щедрую, плодородную Долину тысячи рек.

С тех пор как Война Розы и Бирюзы – Шаутов и Маатхасов – разрослась в Бойню Двенадцати Красок, Бенра утратила часть богатств, поглотила множество кораблей, железа и мореходов, не желая того, очернила себя грязью человеческих междоусобиц. Но, кажется, совсем не убыло от этого ее величие, не оскудели тучные стаи рыб, и по-прежнему большая волна прибывала к берегу седым серпом пены.

Здесь-то и ждал единственную дочь-тану и союзника-тана Сабир Свирепый.

Он вышел встречать прибывающих лично. Не сдерживаясь, Бану быстрее загоняла коня, привстав в седле, отрываясь от остальных вместе с телохранителями и Юдейром. В последний момент, натянув вожжи, ловко соскочила на землю.

– Приветствую, отец! – улыбнулась молодая женщина. – Да пребудут с тобой боги! – Стоило ей попытаться встать на колено, Сабир удержал дочь за плечи, коротко обняв. – Это не положено, отец. – Бану слегка смутилась.

– Здесь я решаю, что положено, – так же тихо ответил Сабир. – Пребудут и с тобой, Бансабира, – сказал громко. – Маатхас!

– Будь здоров, Сабир! – Маатхас спрыгнул на землю, пожал руку Свирепому. Бансабира уже здоровалась с братом.

– Ты тоже здесь? – Бансабира искренне удивилась.

– Точно, – улыбаясь, ответил Русса. – Мы решили, что пора северянам устроить небольшой общий кутеж. – Бану недоверчиво посмотрела на Руссу, боковым зрением подмечая неподалеку кузена Хальвана. – К тому же и повод есть. – Русса обнял сестру, положив тяжелую руку на плечо. На лице Бансабиры отразилось еще большее недопонимание.

Ближайшие мужчины засмеялись, Маатхас сделал шаг в их с Руссой сторону:

– Не помните, тану? Я говорил вам, что в этом месяце мне стукнет тридцать первый год.

Праматерь, и впрямь. Да какое тут дело до чьих-то дней рождения? Она и свой-то последний «пропустила», а все предшествующие имели ценность только потому, что с их помощью можно было отсчитывать срок пребывания под рукой Гора.

– Да, простите. – Бансабира попыталась изобразить смущение. – Надеюсь, я не пропустила день, когда вас следовало поздравить?

– Надеюсь, и не пропустите: это будет послезавтра.

– Устроим игры и состязания! Пора заставить вздрогнуть этих теплолюбивых хлюпиков не только булавами да топорами! – прогремел Сабир, победно воздев кулак.

– Да! – проревело окружение.

– ДА! – дружно подхватили дальние ряды приближенных, не вполне понимая, о чем речь.

Сразу после совместной трапезы с полководцами и командующими Сабир и Бану уединились в шатре последней. Тан сообщил дочери, что Яфур Каамал разбил наголову одну из армий Вахиифов. Правда, не без помощи новоявленных союзников Раггаров.

– Ты ведь знаешь, что Раггары договорились с Шаутами о ненападении? – спросил Сабир.

– Я знаю, что все куда хуже, и эти двое готовят династический брак. Свадьба назначена на середину августа.

– Уверена?

– Больше, чем в твоем Юдейре.

Сабир, рыкнув, вздохнул.

– Каамалы превращаются в обоюдоострую спицу, не так ли, отец? – без тени улыбки спросила Бансабира.

– Восемь лет назад я верил, что северная кровь роднит сильнее всех союзов.

– Восемь лет назад ты верил, что я мертва.

– Не напоминай. Я рад, что ты вернулась. – Что-то неведомое зажглось, заалело в глазах и заалело в сухом голосе немолодого мужчины. – И я рад, что тебе хватает мужества вести людей. Ты женщина и не была обязана делать это.

– Но я выбрала это. И, если быть честной, выбрала задолго до того, как вообще начала понимать значение слова «выбор».

– Жалеешь об этом?

– Нет, – ответила Бану. – Это честный путь. Грязный, но честный. Будучи по эту сторону меча, ты видишь мир, каков он есть, и готов принять его зло. Лучше так, нежели с легкостью быть обманутым жизнью. – Сабир молчал, исподлобья наблюдая за дочерью. – Кстати о выборе. Я хочу переформировать отряд.

– Я думал об этом. Тебе нужно больше людей.

– Мне нужно больше лошадей – людей мне и так хватает.

Сабир покачал головой:

– Прости, но, как главнокомандующий пурпурного войска, здесь я решил сам. У тебя будет пять тысяч и из них пять сотен – из «меднотелых».

Бану всколыхнулась:

– Но они твоя личная гвардия, отец!

– «Меднотелые» – личная гвардия правителя, и ты – такой же правитель Пурпурного дома, как и я, – назидательно сообщил тан, воздев руку и сделав указующий жест пальцем. Тут же немного нахмурился, опустив руку, замолчал, подвигал плечом вверх-вниз.

– До сих пор болит? – спокойно осведомилась дочь.

Сабир поднял на Бансабиру глаза. О том, что Бану заметила его недуг еще прошлым летом, в дни воссоединения, Сабир узнал быстро. Дочь оказалась весьма глазастой, так что сейчас вопрос не удивил.

– Пустяки, старая травма. – Он улыбнулся, потерев место, куда недавнее движение послало болевой импульс. – Не говори никому, эти вороны не должны знать.

– В таком случае избегай личного участия в сражениях. – Бансабира села обратно и вернулась к прежней теме: – Как соправитель, я требую полного снабжения лошадьми и возможность работать на югах. Месть за мою мать и прочих родичей, погибших от рук Шаутов, оставляю тебе и нашим союзникам. И, к слову, все осадные орудия и инженеров тоже.