Анастасия Машевская - Копье и кость

Сабир улыбнулся уголком губ:

– Как пожелаете, тану.

Повисло неловкое молчание – еще бы, кроме происхождения и общих дел, их совсем ничто не роднит, с грустью и отчаянием подумал Сабир. Надо, надо найти нечто такое, что бы их сблизило!

Бану тихонько усмехнулась, будто могла слышать, о чем думает отец.

– В чем дело? – подался он к дочери.

– Нам нужен надежный союзник. Не такой, как Каамал.

Сабир пронзил дочь стрелами серебристых глаз. Праматерь создала мир не без доброты, подумал тан: спустя восемь лет пустоты Всеединая вернула ему человека, с которым его не связывало ничто, кроме крови и долга, но который понимал Сабира лучше всех тех, кто провел подле него жизнь.

После воссоединения отец и дочь на двоих устроили небольшую охоту в близлежащей от берега роще.

Сабир с удовольствием обнаруживал, что Бансабире нравится.

Его девочка будто от природы любила то же, что и он: нагонять зверя, поджидать в засаде, заставлять других делать то, что ей нужно, якобы по их собственному выбору, ломая волю, лишая альтернатив. Инстинкта охотника Сабир не спутывал ни с чем. И как любой охотник, Бансабира любила верховую езду и собак. Это тан тоже приметил и оценил. Сейчас дочка уже не помнит наверняка, но в раннем-раннем детстве первым животным, которого она оседлала, был танаарский волкодав Яввузов. И сейчас по необъяснимому стечению обстоятельств псы, охотничьи и бойцовые, сытые и голодные, ластились к ней, как заколдованные.

Бану подмечала эти их с отцом сходства тоже, будто удивляясь, открывая самой себе себя настоящую, ту, какой она родилась по предрасположению, а не ту, которую взрастил Гор. У нее, девчонки, не было силы удара ее отца, она не могла также далеко метать тяжелое копье на охоте. Зато она была стократ проворнее и легче мужчин, быстрее верхом. И время от времени ей удавалось по примеру отца управляться с конем, не удерживая поводьев. Сабир был существенно тяжелее, и сила его велика: он мог замучить любого скакуна под собой, сдавливая коленями бока, заставляя животное двигаться куда нужно, останавливаться и срываться с места по танскому желанию, безмолвному и безоговорочному, добиваясь в итоге послушания даже от самых норовистых лошадей и жеребчиков. Бансабире не хватало веса, чтобы делать это столь же виртуозно, как отец. Но толстеть ради подобного, смеясь крикнула танша отцу на всем скаку на обратном пути в лагерь, она не намерена.

Вечером дня воссоединения знатная часть громадного воинства устроила попойку. Бансабира, как одна из шести женщин в командном составе (но, безусловно, наиболее высокородная из них), приказала Юдейру подготовить для нее из награбленного тончайшей работы длинную тунику, широкий пояс с золотыми нитями, плетеный золоченый воротник, украшения. Косы плести за год Юдейр научился, казалось, непревзойденно. Ловкие у него руки, да и сам он стал гораздо ловчее и пронырливее, чем был, думала та, что сама стала украшением небольшого праздника в стане.

Этот вечер ощутимо сблизил Бану и ее охранников, командиров, семью.

Смеясь, Бансабира шла к своему шатру, опираясь на Руссу почти всем весом. Бастард выглядел вменяемее, хотя не менее счастливо. Ему действительно нравилось болтать с сестрой о всякой ерунде. Бансабира немного тормозила продвижение, путаясь в собственных ногах. Причем это обстоятельство не только не вызывало в женщине смущения, но и, напротив, казалось, веселило еще больше.

– Праматерь, Русса, кажется, я и впрямь впервые в жизни напилась, – с трудом проговорила она сквозь смех. Благо отголоски сознания удерживали Бану от повышения голоса.

– Да вижу я, Бану, – отозвался мужчина. – Но все равно будет лучше, если мы побыстрее доберемся до твоего шатра. Иначе с утра могут возникнуть проблемы с командованием.

– Кто это не примет моего командования? – прошипела женщина, отбившись от поддерживающих рук брата. Остановилась и приросла к земле как гвоздь. – Пусть попробуют противоречить Бансабире Изящной.

Грозно сведенные брови над осоловелыми глазами и упертые в бока кулачки выражали всю решимость женщины. Если бы еще ее не шатало, ухмыляясь, подумал Русса.

– Боги, Бану, ты бы себя видела! Впрочем, надо, чтобы тебя не увидел кто-нибудь еще.

– Издеваешься надо мной? – невнятно проговорила женщина.

– Нет, – ответил Русса, протягивая к сестре руки. – Все будет хорошо. И с командованием тоже.

– Точно? – подозрительно прищурилась она. Кажется, Бансабиру обещание не убедило. Она отступила от брата на шаг.

– Точно. В крайнем случае я тебе помогу. Иди сюда.

Бану еще какое-то время хмурилась, потом смысл сказанного дошел до нее, и женщина просияла.

– Тогда пойдем, – шагнула в объятия брата. Правда, тут же опять споткнулась о свои ноги.

Русса успел вовремя удержать сестру от падения.

– Ну и что мне с тобой делать? – скалясь, спросил он, закинув сестрину руку себе за шею. Потом подхватил Бану на руки.

– Беречь, – просопела молодая женщина. И как этот замечательный человек мог напоминать ей по первости Гора? Ничего общего с тем подонком.

– Давай я, – предложил помощь мужчина уже в шатре, когда Бансабира не слишком ловко снимала короткие сапожки. Танша сидела на табурете, силясь сосредоточиться на двоящемся лице брата. – Надо же, какие напряженные, – нахмурился, ощупывая женские ступни. Бансабира развеселилась.

– Щекотно, Русса! – пожаловалась она. Сладко потянувшись, не удержала равновесие и чуть было не повалилась на спину, если бы брат не удержал ее за ногу.

– Не дергайся ты! Так, сядь-ка на пол, разотру тебе ноги.

– Еще чего!

– Брось, Бану, все нормально. Знаешь, когда я был юнцом и Гистасп только начал всерьез меня гонять, наша бабушка иногда растирала мне ноги. Ну, когда стоять уже не мог. – Брюнет, ухмыляясь, почесал затылок.

– Но я-то могу стоять! – возгласила Бансабира и, подскочив, с рвением принялась доказывать обратное.

Русса схватился за живот от хохота.

– Праматерь, Бану. – Утирая слезы, он поднялся и потянул к сестре руки, явно стараясь утихомирить. – Тише, весь лагерь перебудишь.

– Да кто в нем спит?!

Наконец Руссе удалось обнять сестру и поцеловать в висок.

– Я люблю тебя.

– Как ты можешь меня любить? Мы же почти не виделись с моего детства.

Мужские руки на ее спине сжались крепче.

– Мы одной крови, мы помним одно и то же, вершим одно и то же, и нам дороги одни и те же люди. Ну и нам обоим совсем незнаком наш младший брат, Бану. Мы с тобой практически одно и то же, а человек всегда любит самого себя.

– То есть ты любишь во мне себя? – Бану немного отстранилась, весело поглядев на брата.

– Я люблю тебя в себе, – примирительно произнес мужчина. – Я вложил в твою ручку лук, Бану. Я вывел тебя в море. Я тебя купал и воровал для тебя с кухни мед. С тех пор прошло много времени. Твои руки стали крепче и теперь уверенно обращаются с любым оружием. В море, если соберешься, выйдешь на своем корабле, и купать тебя я больше не могу, – наигранно раздосадовался Русса. – Да и воровать сладости больше нет надобности. Но разве это что-то меняет?