Вик Джеймс - Огненный город

Ошеломленный, Сильюн прислонился к стене – на него обрушился клубок из светящихся нитей. Он не сразу понял, что это был человек, шедший по коридору. Человек остановился рядом с ним – для Сильюна эта усиленная близость была нестерпимой.

– С тобой все в порядке? – услышал он голос.

Сильюн понятия не имел, кому он принадлежит. И был не в состоянии что-либо ответить.

– Понятно, – произнес голос с легкой гнусавостью. – Чудак какой-то.

Светящийся клубок покатился дальше.

Сильюн попытался сосредоточиться. Он видел не только Равных – ослепительно яркие сгустки света. Слабо светились стены Вестминстера. Он понял: это Дар, создавший его, светит сквозь века.

Сильюн видел тонкую линию контура здания, по этому контуру и ориентировался. Он добрался до небольшой Речной двери, которая вела из Вестминстера вниз к Темзе. Парламентарии эту дверь не жаловали своим вниманием. Сильюн толкнул дверь навстречу порывам ветра и шуму: двигавшийся рывками плотный поток машин разгонял пешеходов клаксонами, гиды экскурсионных автобусов на всех языках мира – о существовании некоторых из них Сильюн не подозревал – описывали прославленный Дом Света. Жители Британии, возможно, и не могли покинуть страну до завершения безвозмездной отработки, но сюда стекались люди со всех уголков земного шара.

Разумеется, на Вестминстерском мосту, как обычно, толпились туристы. Но взгляд Сильюна, пронизанный Даром, не видел ничего, кроме черной пустоты.

Насколько он был бы прекрасен в золотистом сиянии. Наполненный Даром.

Медленно двигавшаяся яркая точка привлекла его внимание – по мосту в такси ехал Равный. Его он не увидел, не почувствовал его присутствие, пока лезвие не сдавило горло. Слишком поздно включать силу Дара.

– Ты – покойник, – проскрипел голос в самое ухо. Затем последовал отвратительный смех.

Сильюн закрыл глаза и сконцентрировался, на мгновение испугался, что яркий свет навсегда выжег его глаза. Но когда снова их открыл, повседневный мир предстал перед ним в своих реальных очертаниях.

И что он увидел? Перед ним стоял Собака и прижимал клинок к его горлу. Вид у него был такой же безумный, как и в ту ночь в Кайнестоне после разрушения Восточного крыла, когда он открыл ворота и выпустил его на свободу.

Тогда в общем хаосе удушение Собакой двоюродной бабушки Гипатии осталось незамеченным. Ее тело, уже посиневшее и раздутое, нашли только на следующее утро. Едва заметную полосу на шее сочли за травму, полученную во время взрыва, официальной причиной смерти объявили сердечный приступ, вызванный шоком. Только Сильюн – и Аби Хэдли – видели, как Собака с поводком, приспособленным под удавку, направился к Гипатии.

Сильюн вздохнул.

– Я бы мог сказать, что скучал по тебе, – процедил он, рукой отводя лезвие в сторону. – Но моя мама с детства внушила мне, что джентльмен никогда не лжет.

– Ты не джентльмен! – расхохотался Собака.

– Я теперь наследник, так что следи за своими манерами. И пожалуйста, впредь не приставляй к горлу никаких ножей. – Сильюн бросил взгляд вниз. Оказалось, у Собаки был не один нож, а целая коллекция, и все он, как ни странно, держал в одной руке. – Я полагаю, это не официальный визит с целью поздравить меня с вводом в парламент?

– Нужна твоя помощь! – прорычал Собака. – Было дело. Теперь нужно место залечь на дно. Я – твой должник. У меня три долга, поэтому я пришел к тебе.

– Не хочу тебя расстраивать, но ты неверно понял идею долга. Она заключается в том, что это ты должен мне помогать.

Сильюн изучающе смотрел на Собаку. На нем была все та же одежда, в которой он бежал из Кайнестона, – комбинезон, что он стащил с гвоздя в собачьем питомнике. Комбинезон был очень мятым, в пятнах то ли грязи, то ли крови.

– Я не могу отвезти тебя в наш дом на набережной Виктории, хотя думаю, что отец в ближайшее время планирует поменять его на другой. Но у меня есть местечко в Марилебоне, я им пользуюсь, когда хочу уединиться. Пойдем, я прослежу, чтобы нас не заметили. И убери свои ножи. Что за «дело» у тебя было, ограбил ящики для столовых приборов?

– Красиво, правда?

Собака развел пальцы, и Сильюн увидел, что он не держал ножи в руке. Его правая рука была заменена на металлическую. Металл острый как бритва. Затем он присмотрелся повнимательнее: кожаная тесьма на ладони, шнурки перекрещивались сзади и завязывались узлом на запястье. Это была часть перчатки, часть орудия пыток. И тогда он понял, что это такое:

– Работа Черного Билли. Я не знал, что ты разделяешь мою любовь к историческим артефактам. Должно быть, навестил моих родственников в Иде.

– Хорошо вернуться снова в прежние места, – сказал Собака.

Он обнажил в ухмылке зубы и засунул свою кошмарную руку в объемный передний карман комбинезона. Они пошли бок о бок в сторону Сент-Джеймс-парка, обогнули Грин-парк и двинулись дальше.

В уединенном местечке – им оказался беленный известью мьюз-хаус [2] Мьюз-хаус – малоэтажный городской дом, переделанный из старого дома, в котором на первом этаже располагалась конюшня. – Сильюн уговорил Собаку снять перчатку, чтобы хорошо ее рассмотреть, пока варится кофе. Перчатка была тяжелой, изготовлена из тигельной стали, на вид слоистой и неоднородного цвета. Все пальцы были соединены. Но отличались друг от друга длиной и шириной лезвия.

Каждый школьник Великобритании знал историю этой перчатки – последняя работа кузнеца, который полтора столетия назад поднял восстание против своих жестоких хозяев. Черный Билли собрал односельчан и пошел громить поместье Ида, принадлежавшее Верней – одной из ветвей рода Джардинов. Но у крестьян не было ни единого шанса на победу. Ближайших соратников Черного Билли казнили без суда и следствия, а он был замучен до смерти изуверскими инструментами, которые собственноручно выковал под принуждением Дара. Инструменты остались на хранение у Верней в Иде, там они и находились до сих пор.

До сих пор.

– Это для разрезания, – пояснил Собака, наблюдая, как Сильюн перебирает лезвия. – Это сдирочный. Для разделки на части. Есть и другие. Но не ножи. – Он открыл плоский кожаный мешочек, висевший на поясе, и достал замысловатые инструменты. – Для ушей, – объявил Собака, держа в руке тонкую и длинную полоску металла, загнутую в петлю сложной формы, с малюсенькими шипами по всей длине. – Он взял в руки другой инструмент. – Для глаз.

Этот напоминал совочек для крошечной порции мороженого, предназначенной для гурмана с умеренным аппетитом. Сильюн поморщился. Он ненавидел мороженое.

– Сувениры? – спросил он. – Или у тебя есть планы применить их на практике?

– Рабочий человек любит хорошие инструменты! – гортанно хохотнул Собака. – Заполучить их было легко. Семья была в отъезде. Тот человек, что знал меня, впустил.