Н. Терехова - Православная Церковь о революции, демократии и социализме

Замечательно учение христианства об этом предмете; замечательно именно тем, что оно не только допускает, как уступку, но непременно требует, как бы коренного условия, требует вмещения и свободы, и повиновения. Таким образом, повиновение христианское есть повиновение особенное, запечатленное, как все в христианстве, характером свободы, неразлучной с сознанием, следовательно, характером нравственным.

( Свмч. Иоанн Восторгов) [12, т. 1, с. 207–209]

Пройдет более чем полвека. Тогда злодеи поднимут высоко свою голову. Будет это непременно. Господь, видя нераскаянную злобу сердец их, попустит их начинаниям на малое время, но болезнь их обратится на главу их, и на верх их снидет неправда пагубных замыслов их. Земля Русская обагрится реками кровей, и много дворян побиено будет за великого государя и целость самодержавия его, но не до конца прогневается Господь и не попустит разрушиться до конца земле Русской, потому что в ней преимущественно сохраняются еще Православие и остатки благочестия христианского.

(Прп. Серафим Саровский) [17]

…Произойдет великая продолжительная война и страшная революция в России, превышающая всякое воображение человеческое, ибо кровопролитие будет ужаснейшее: бунты Разинский, Пугачевский, Французская революция – ничто в сравнении с тем, что будет с Россией. Произойдет гибель множества верных Отечеству людей, разграбление церковного имущества и монастырей; осквернение церквей Господних; уничтожение и разграбление богатства добрых людей, реки крови русской прольются. Но Господь помилует Россию и приведет ее путем страданий к великой славе…

(Прп. Серафим Саровский) [17]

Гонения и мучения первых христиан, возможно, повторятся… Ад разрушен, но не уничтожен, и придет время, когда он даст о себе знать. Все монастыри будут разрушены, и имеющие власть христиане будут свергнуты… Это время – не за горами. Попомните это мое слово. Вы доживете до этих времен. <���…> Придет время, когда Оптиной будет тяжело. Быть может, это и к лучшему.

…Мы-то уж уйдем, а вы будете участником и современником всех этих ужасов… До ужасных времен доживете вы… Помяните мое слово, что увидите вы «день лют».

До страшных времен доживем мы, но благодать Божия покроет нас. Повсюду ненавидят христианство. Оно – ярмо для них, мешающее жить вольно, свободно творить грехи. Разлагается, тлеет, вырождается новейшее поколение. Хотят без Бога жить. Ну, что же? Плоды такой жизни очевидны… Антихрист явно идет в мир. Но этого в мире не признают… Отсюда, из монастыря, виднее сети диавола… А в последние времена храмы будут разрушены. А на их месте будут устроены идольские капища и проч. Монастыри будут в великом гонении и притеснении. Истинные христиане будут ютиться в маленьких церковочках… Вы доживете до этих времен, тогда вы скажете: «Да, помню, все это говорил мне батюшка Варсонофий»…

(Прп. Варсонофий Оптинский) [17]

В царствах более или менее союзных с Россией и частью соседних, у многочисленных народов образованных, в минуты дремания правительств из вертепов тайных скопищ, безнравственных и безбожных, внезапно исторгся вихрь мятежа и безначалия, который, колебля и разрушая порядок одного царства за другим, угрожает миру и безопасности всех народов Европы и против державы Российской особенно дышит яростью с шумом и воплями, как против сильной и ревностной защитницы законной власти порядка и мира…

(Свт. Филарет (Дроздов)) [14]

Род лукавый и огорчающий, род, который не сохранял правоты сердца и не был верен пред Богом духом Своим (Пс. 77, 8), волнует народы… царства, разделившиеся сами в себе, колеблются… неправда домогается восхитить силу, а сила не достаточно чтит правду… мечтают на мятеже основать законность, во всенародных распрях найти источник общественного согласия, иметь свободное управление посредством порабощенного правительства… безначалие хочет быть началом очевидно не созидательным, а разрушительным.

(Свт. Филарет (Дроздов)) [14]

…В наше время у некоторых народов возникла новая мудрость, которая вековыми трудами государственной мудрости обработанные и усовершенствованные государственные установления находит не только требующими исправления, но совсем негодными и хочет все переломать и перестроить. По огромности предприятия можно подумать, что это, должно быть, огромная мудрость: и вот случай прельщения. Итак, может быть, не излишне испытать сию новую мудрость на оселке апостольском. Чиста ли она? – Нет. Она совсем не говорит о благоговении к Богу, которое есть единственный источник чистоты и потому не имеет мысли о том, что христианство называет чистотой. Мирна ли она? – Нет, она живет и дышит распрями не только ее последователей с непоследователями, но и последователей между собою. Кротка ли? – Надменна и дерзновенна. Исполнена ли милости и плодов благих? – Нет, жестока и кровожадна. Несомненна ли? – Напротив, она ничего не произвела, кроме сомнений, подозрений, нареканий и недоверенности…

Страстные любители знаний могут возразить, что это – смешение понятий: что иное – знание, а иное – деятельность, иное – мудрость, а иное – добродетель. Не спорим, что они разделены в понятии, но так ли в жизни? Можете взять отдельно голову и сердце – мертвые, но в живом человеке они находятся в единстве и голова не живет без сердца. Так, можете взять отдельно мудрость и добродетель в мертвом понятии, но в истинной жизни они находятся в единстве; ум не живет без сердца, а мудрость – без добродетели.

(Свт. Филарет (Дроздов)) [14]

Горе государству и обществу, которое живет раздором составляющих его сил: этот дом, разделившийся в себе, не устоит. Для вдумчивых наблюдателей нашей русской действительности не тайна, что такое именно горе до некоторой степени грозит и дому нашей государственности и общественности. Скрывать это или замалчивать и неразумно, и непатриотично. Раскол народа и образованных классов, разъединение их в идеалах и началах церковной и государственной жизни, дав раздор «отцов и детей», ярко отмеченный в русской семье нашей литературой, – все это явления тревожные. Но есть нечто еще прискорбнее. Будем и здесь говорить до конца откровенно. Часть русского общества, или так называемая интеллигенция, взросшая на чужих идеалах, оторванная от народной русской почвы, не понимающая и не разделяющая бытовых, религиозных и государственных основ народа, как они проявились в тысячелетней нашей истории, давно уже стала противополагать себя правительству, незаконно присвоив себе название «общественных сил». Без сомнения, совершенно несправедливо отождествлять ее с истинными и действительными общественными силами. Но нередко самозванцам удается пристроиться к силам общества действительным и внести в них смуту. И не раз наблюдалось у нас явление, достойное глубокой жалости: мнимые представители общества говорили приблизительно так: «Мы – общество, а там-то государство, мы – земство, а там-то правительство; мы хотим одного, государство желает другого; наша задача – легально или нелегально бороться с правительством»… Эта «игра в наших и ваших», недостойнейшая, позорнейшая и опасная игра, имеет за собою целую историю: она опирается на ту нами упомянутую часть интеллигенции, которая привыкла жить так называемой оппозицией правительству, и притом только ради самой оппозиции. Одному царствованию она оппонировала ради другого, минувшего, что вчера она преследовала и с кем или с чем боролась, то сегодня она уже выставляла своим знаменем для борьбы. Сегодня, например, недовольство реформами 60-х годов и требование увенчать их здание, завтра – те же реформы – уже знамя для борьбы с национально-государственной работой 80-х годов; сегодня приветствие активной борьбы с правительством, чуть ли не одобрение деятельности социал-революционеров и анархистов, сношения с ними, поддержка и братание вплоть до цареубийства 1 марта, а вслед за этим – непротивление злу; еще немного – возрождение идеализма; в следующей момент – экономический материализм; потом – обновленное христианство; потом – ницшеанство и так далее, переход от одной крайности в другую в области мысли и общественного уклада. Единым и связующим началом во всем этом брожении служила и служит лишь оппозиция существующему в данное время строю государственной жизни, какой-то больной зуд оппозиции, которая является и сущностью, и программой, и содержанием всей работы упомянутых лиц, занятием всей их жизни.