Кирилл Кожурин - Духовные учителя сокровенной Руси

Что касается старообрядчества, то мы видим, что с конца XVII века в нем начинается самый настоящий расцвет святости, причем святости несомненной. Мы встречаемся здесь с такими подвигами исповедничества и мученичества за веру, какие можем встретить разве что в первые века христианства, во времена жесточайших гонений на христиан, организованных языческими императорами. Мученическая смерть за веру всегда почиталась высшим христианским подвигом и даже вменялась в таинство крещения, если пострадавший за веру еще не был крещен («крещение кровью»). Как известно, первыми русскими святыми стали именно князья-мученики Борис и Глеб, причем их всенародное почитание предупредило церковную канонизацию. Вполне естественно, что в сознании старообрядцев подвиг стояния за освященные веками церковные предания уравнивал новых страдальцев с древними. Так, например, дьякон Феодор в своем Послании из Пустозерска сыну Максиму и «прочим сродникам и братьям по вере» писал о своих соузниках: «Подвижники они и страстотерпцы великие, и стражют от никониян за церковные законы святых отец доблестные, и терпении их и скорби всякие многолетные болши первых мучеников мнится мне воистину».

Вместе с тем, для старообрядцев кровь новых мучеников, пролитая за Христа, не только приравнивала их к первым христианам, но и служила верным доказательством сохранения старообрядцами истинной православной веры: «Блаженна еси, земле Российская, на конец веков обагрившаяся мученическою многоговейною кровию, честнейшею паче Авелевы, славнейшею паче Науфеевы, святейшею паче Захариины. Сии бо пресвятии страдальцы исполниша лишение скорбей Христовых в плоти своей (по апостолу – К. К. ), коих бо ран не понесоша, коих болезней не претерпеша, коих страстей не подъяша! Древнии бо мученицы различныя терпяху болезни, яже во узах и темницах, яже во алчбе и жажди, яже во огни и дыме, яже во мразе и воде, яже на колах и крестех, яже в конобех (котлах – К. К. ) и на сковрадах. Но и сии пресветлии венечницы всеми виды горчайших мучений не сравниша ли ся древним страдальцем, новии сии страстотерпцы? Ей, сравнишася! Не тыяжде ли проидоша муки и страсти? Воистинну тыяжде. Не теми же ли скончашася смертьми? Ей, воистинну теми же. Темже и славу получиша туюжде, и венцы прияша тыя же, и царство наследоваша то же» 19 19 Денисов С. Виноград Российский, или Описание пострадавших в России за древлецерковное благочестие. М., 1906. Л. 120. .

Невольно оказавшись на периферии магистрального развития русской культуры, та часть русского народа, которая не приняла никоновско-петровской реформации и получила у историков название «старообрядцев», а у своих гонителей – презрительную кличку «раскольников», чудесным образом сумела сохранить прежний духовный идеал, вдохновлявший наших предков со времен Крещения Руси, и пронести его сквозь века до начала третьего тысячелетия. Это была самая убежденная часть русского народа – «последние верующие», как метко назвал их философ В. В. Розанов.

Однако две культуры, образовавшиеся в России после церковной реформации, несмотря на резкое расхождение между собой, никогда не были абсолютно изолированы друг от друга, и мы имеем многочисленные примеры их взаимовлияния. Староверы всегда представляли собой мощную силу, с которой власти не могли не считаться. Немецкий путешественник барон Август Гакстхаузен, посетивший Россию в середине XIX в., писал: «Староверы имеют большое нравственное влияние на Россию и на правительство. При каждом новом законе, в вопросах церкви, внутренней политики, при предположениях каких-либо улучшений или изменений, – всегда ставится втайне вопрос: что скажут на это староверы?» 20 20 Гакстхаузен А. Исследование внутренних отношений народной жизни и в особенности сельских учреждений России. Т. I. М., 1870. С. 234. Что уж говорить о широких массах простого русского народа, среди которого нравственный авторитет староверия был необычайно велик! Недавно опубликованная рукопись знаменитого оптинского старца Амвросия, относящаяся к 1850-м гг., красноречиво свидетельствует об истинном масштабе влияния старообрядчества на духовную жизнь простого народа. Резко выступая против отмены правительственных репрессий и предоставления староверам свободы вероисповедания, Амвросий пишет, что в условиях свободы «число их (староверов. – К. К. ) в один год удвоится, а в несколько лет умножится так, что из простого православного народа мало останется не поврежденных расколом» 21 21 Амвросий (Гренков). Веротерпимость // Древлеправославный вестник, 1998. №1. .

А вот еще одно свидетельство. «Русская «мужичья» нация… продолжала жить своей, отличной от барской, религиозной жизнью, находившейся под сильным влиянием старообрядчества. Последнее считалось нередко какой-то высшей, более совершенной формой православия, что продолжалось и в XIX веке. Мужик говорил: «мы по церкви (т.е. принадлежим к господствующей церкви. – К. К. ), люди мирские, суетные». Бывали случаи, что священника спрашивали: «а что, батюшка, не пора ли нам (при приближении старости) во святую-то веру (т. е. в старообрядчество) «» 22 22 Рябушинский В. П. Старообрядчество и русское религиозное чувство. Русский хозяин. Статьи об иконе. Москва – Иерусалим, 1994. С. 52. . Таково было отношение простого русского народа к старой вере, к святой вере. В старообрядцах видели подлинно духовных учителей, всем своим образом жизни следовавших по пути, заповеданному Христом. Вопреки всем запретам и гонениям, практически не прекращавшимся со времен царя Алексея Михайловича, они стойко продолжали придерживаться веры своих отцов.

Так что не высохла река русской святости, не иссякла, но ушла в сокровенные глубины народные, продолжая во многом влиять на русскую жизнь. Недаром к середине XIX в. в защиту самобытности русской культуры выступили уже представители дворянского сословия – славянофилы. Недаром тогда же начался настоящий всплеск интереса среди «высших слоев» общества к национальному стилю в искусстве, интереса к национальной истории и культуре. Время разбрасывать камни прошло – наступило время собирать камни.

Все началось с того, что в 1653 году, в начале Великого поста, патриарх Никон разослал по храмам указ – «память», в которой всем православным с этого дня предписывалось: «не подобает в церкви метания (т.е. поклоны – К. К. ) творити на колену, но в пояс бы вам творити поклоны, еще же и трема персты бы крестились». Эта пресловутая «память», изданная патриархом единолично, без предварительного соборного обсуждения, была как гром среди ясного неба. Но особенно тяжелое впечатление произвела она на ревнителей церковного благочестия – боголюбцев. Протопоп Иоанн Неронов на неделю затворился в келье московского Чудова монастыря, непрестанно молясь. И был ему глас от иконы Спасителя: «Время приспе страдания, подобает вам неослабно страдати!» Протопопы Аввакум и Даниил Костромской, собрав выписки из богослужебных книг о сложении перстов и о поклонах, подали их царю, который отдал челобитную протопопов непосредственно патриарху… С августа 1653 г. начался разгром боголюбцев. Было отправлено в ссылки более 10 протопопов – лидеров этого движения. С Иоанна Неронова Никон снял скуфью и заточил в Спасо-Каменный монастырь на Кубенском озере; Логина Муромского он лишил священнического сана и сослал в муромские пределы; Даниила Костромского лично мучил в Чудовом монастыре, а после сослал в Астрахань, где его уморили в земляной тюрьме; Аввакума сослали в Сибирь, и лишь заступничество царя спасло его от извержения из священного сана… По стране было сослано множество священников и мирян, сторонников боголюбцев, а некоторые из сосланных даже были казнены.