Наталия Новаш - И всё, что будет после…

Шагая вдоль длинной глухой стены, глядя в сад сквозь дырки плетня, то и дело переступая через шмыгавших под ногами кошек, Жора думал лишь об одном главном факте, перед которым только что поставила его жизнь. И пускай само это «невероятное» – Жора упустил, тем не менее, факт оставался фактом, Жора это понимал прекрасно. Он не был сомневающимся интеллектуалом от природы, не страдал рефлексией и привык доверять своей психике, поэтому всякий факт принимал как данность. А этот чрезвычайный факт, как всё удивительное, редко встречающееся в обычной жизни, – тем более, принял как данность, которую упустить нельзя. Да и время-то, само время вокруг было другое! Не «уэллсовское», и даже не «булгаковское» уже время! Подготовила, подготовила-таки хоть и плохонькая наша фантастика мозги рядового нашего обывателя – даже их подготовила к встрече с этим самым «непредвиденным»! Невероятным… И трагедия этого времени была уже не в том, что человеческие мозги не подготовлены были для будущего или для чуда – трагедия была в том, что чудо-то это, как и будущее, обещанное уже литературой отнюдь не фантастической, не наступало… Не было чуда, и будущего тоже не было. Все жили в каком-то затянувшемся настоящем. И перемен, ожидавшихся так давно, увы, не предвиделось ни в каком обозримом отрезке времени…

В хмызняк с заболоченным ручейком Жора не повернул, представив, как снова придется прыгать по вёдрам и кирпичам, а так и пошел себе прямиком по сухонькой шабановской дороге, совершенно верно предположив, что и эта дорога, как все дороги в здешних краях, приведет его к озеру: и не ошибся. Удочки лежали там же, в окопе, и ярко синела внизу вода сквозь тёмную зелень ольхи, и сосны знакомо шумели над головой, когда Жора здоровой рукой кое-как извлёк из кустов свою находку. Пристроив её не без труда под мышкой, он вышел на дорогу и услышал вдали мотор приближающегося мотоцикла. Жора посмотрел направо.

Сперва над подъёмом дороги выросла голова – одна только голова в шлеме, потом – плечи в погонах… и весь трёхколёсный мотоцикл. Участковый Редько на своем допотопном заляпанном свежей грязью «Урале» спустился с холма и по знаку Жоры остановился, но мотора не заглушил.

– Не у Паставы я, тава-а-рыш-ш следаватель!.. – проорал Редько на вопрос Жоры, стараясь перекрыть голосиной чихающий перебоями от разбавленного бензина рёв двигателя. – Не у Паставы я, в Идалину!

– А чего ж ты… так?.. – посмотрел Жора в сторону, противоположную той, куда ехал Редько, и, сделав движение головой, что, мол, надо там обогнуть озеро, потому что на карте, которую он изучил перед отъездом, выходило, что дорога из Шабанов, минуя реку, пересекает шоссе и прямиком ведет в Идалину. А если обогнуть озеро с другой стороны, как собирался Редько, то дашь вон какого крюка и не минёшь брода.

– А чорт яго!.. Праз Пятроущчыну не праехаць! – показал Редько запачканные грязью руки. – Засеу аж ля самай вёски и адкапвауся гадзину!

«Не вредно! Не вредно тебе лопатой помахать!» – с усмешкой подумал Жора, оглядывая тучную фигуру участкового и вёрткие заплывшие жиром глазки.

– Як вымерли усе! Ни души! – жаловался Редько. – Каб трактар яки папался! Дык не! Никога! У калхозе рабить не хочуть!

«А сам-то!» – опять усмехнулся Жора, усаживаясь в коляску, потому что вспомнил, как этой весной старая Ванда, мать Редько, жившая где-то поблизости, засыпала начальника милиции письмами, в которых просила починить ей прохудившуюся крышу, потому что сын её, работающий в милиции, с тех пор, как она, старуха, по немощи своей не держит корову и поросёнка, перестал к ней ездить и совсем забыл… И крышу починить некому. Сам же участковый Редько, как и всё местное начальство, включая и председателя, проживал в Поставах, и на участок свой, как те – на службу на личных машинах, выезжал на своём «Урале». Оставалось только рядовым колхозникам переселиться в райцентр и дружно приезжать на поля рейсовыми поставскими автобусами. А впрочем, переселяться-то, собственно, было некому. Полеводческая бригада колхоза на все три деревни насчитывала шесть человек. Что в силах они были сделать на необъятных просторах родных полей? Естественно, что вся основная работа падала на плечи столичных шефов с завода «Горизонт», многие из которых были здесь, как свои, примелькавшись и проводя не меньшую часть года благодаря вновь приобретенной второй профессии механизаторов и трактористов.

Пытаясь поудобней пристроить удочки, Жора замер. Он вдруг обнаружил, что рука не болит. Даже вид её был уже не столь пугающий. Он блаженно расслабился и, подпрыгивая в грохотавшей по ухабам коляске, с удовольствием даже выслушивал длиннейшее причитание участкового о том, что, вот, он – дурак, зря поехал лесной дорогой! Теперь на шоссе не выедешь: через Петровщину пути нет – грязь, трактора разъездили. А через брод рискованно – ещё засядешь. Речка вышла из берегов. Дожди…

Говорил всё это Редько в надежде, что начальство прикажет, раз уж так, поворачивать назад в Поставы той же лесной дорогой. Но указа не поступало. Нечего было Жоре делать сейчас в Поставах, был у него на сегодня отгул. Хотя отгул – это так, для маскировки. Чего уж там скрывать – разжалобил чем-то начальника минский рыболов-истребитель! Потому и вызвало Жору начальство с утра пораньше, и дало отгул, но велело за выходные попутно разобраться и с удочками в неформальной обстановке.

«Ну и неформальная получилась обстановочка! – думал Жора, пропуская мимо ушей причитания Редько. – Чистой воды неформалка, дальше некуда! Хоть стой – хоть падай, хоть режьте меня на куски, не знаю, что и сказать…» – А потому указа от следователя не поступало… Тем более, что имелось у Жоры в Идалине и еще одно, более важное дело, порученное начальством… И ехал Редько к броду – другого-то ничего не оставалось. Но ехать ужас как не хотелось, и надо было срочно что-то соображать. А поэтому он снова завёл пластинку о том, что вот, мол, в Маньковичах мост провалился – тот, что у старой мельницы, да и далеко это – через Маньковичи. Какой крюк! Уж лучше вправду – назад в город лесной дорогой. Его, Жору, по пути «завезти», а там уж он – по шоссе, один, и без всяких мытарств – в свою Идалину… Бензин казённый…

Бензин-то был государственный, дармовой. Но экономил его почему-то Редько, потому и ездил сюда через лес короткой дорогой… и причитал сейчас, чтобы только не завернуть к броду.

Не дослушав, Жора сообразил, что едут они уже по горе, разделявшей собой два озера, и справа внизу мелькают через кусты знакомые палатки отдыхающих.

– Постой минутку, да не глуши! – вовремя крикнул он участковому, почти на ходу выпрыгивая из коляски.

Олег Николаевич, с нетерпением и злорадством поджидая неопытного следователя, как на грех, отлучился в лесок «по своим делам». Всего на минутку, но как это всегда бывает – в самый неподходящий момент! А загоравший на матрасе Вадик, завидев следователя, поднялся к нему навстречу. Вадик не сразу понял, что принес следователь, и, только приняв удочки из рук в руки, обмер с открытым ртом. Завертелось, завертелось всё в глазах у Вадика – лишь одна сумасшедшая мысль – «сплю я или не сплю?» – сосредоточила на себе, и как это всегда бывает, обеззвучила то, что сказал следователь. «…Сам доберусь…» – долетел до него конец фразы, когда слух и зрение вернулись-таки в оправившийся от шока мозг, и сквозь пылавшие перед глазами круги он увидел Жору, показывавшего рукой за дот, в сторону лесной дороги, откуда в течение всего разговора доносился звук работавшего мотоцикла.