Таша Истомахина - Я твой Ангел. Серия «Корни и крылья», книга 1

Михаэль нисколько мне не помогал. Он молча стоял в стороне, когда передо мной не открывались двери, и посмеивался, когда пару раз меня буквально вытолкали взашей. Он не вмешивался и не комментировал, чем страшно меня злил. Может быть, поэтому к середине дня после нескольких десятков отказов я перестала быть уравновешенной и приятной девицей. В очередной раз, услышав фразу «ходят тут всякие», я начала стучать носком ботинка – а они у меня на толстой подошве – по двери так, что металлическое кольцо ручки двери жалобно забилось, добавляя нотку паники в производимый шум. Немного растерянный от моей наглости хозяин распахнул дверь, и в этот момент я одной рукой слегка подтолкнула его внутрь дома, а второй сунула ему в лицо жетон. При этом, переступив порог, я ловко закрыла ногой входную дверь.

– Что вы творите?!

– Закон и порядок. Препятствие дознанию влечет за собой наказание по статье 328 Гражданского Кодекса. Хотите привлечься за не содействие?

Статью кодекса я, конечно, выдумала, но упоминание о ней возымело свое благотворное влияние. Хозяин дома как-то сразу успокоился, особенно когда я достала ручку и блокнот. Выяснилось, что в этом доме совсем недавно, около года назад, был исчезнувший родственник. И хотя прошло совсем немного времени, близкие уже не могли вспомнить его лицо и имя. Все метрики пропавшего отца хозяина дома забрали Брежатые. Они появились в день исчезновения и изъяли все документы.

Я умею слушать. Постепенно, чувствуя мой неподдельный интерес и сочувствие, хозяин дома рассказал мне о снах своего отца, и о сожалениях, что не придал им в свое время нужного внимания. Он шепотом поведал мне даже то, что ни разу не упоминал даже в разговорах со своей семьей. Конечно, наш разговор длился много дольше, чем десятиминутный опрос.

Михаэль сидел на скамейке возле дома.

– Если ты будешь опрашивать каждого по полтора часа, то конторе твоя дотошность не понравиться. Принцип работы такой: зашла, спросила, ушла, тут же забыла.

– Этого не будет! Я ведь узнаю у людей не о том, какой сорт туалетной бумаги им нравится, а о том, что вызывает в них печаль и тревогу. Вот уже почти пятнадцать лет с тех пор, как люди начали массово «испаряться», причем никто никогда не находит ни тел, ни следов. Почему, скажи мне, правительство не расследует исчезновения?

– Ты сама сказала: ни следов, ни тел.

Я вздохнула и подняла голову: собирался дождь. Облачность была сплошная, низкая, и оттого, что облакам было тесно, они слоились, набегали друг на друга, как складки сбившегося покрывала.

После первого моего удачного контакта, Михаэль сменил тактику. Удостоверившись, что я в состоянии самостоятельно проникнуть в дома обывателей, он, наконец, начал мне помогать как напарник. Я по-прежнему, долбила носком ботинка по дверям, Михаэль же, используя преимущества своего внушительного роста и веса, делал проход в дома достаточным, чтобы я могла туда проскользнуть, потрясая жетоном. Благодаря такой слаженности, к концу дня мы опросили почти три десятка семей. Мой блокнот пестрел заметками, рюкзак на плечах потяжелел, а чувство голода вызывало легкую тошноту. Было решено искать еду и ночлег.

Пока мы работали, дождь успел пролиться на ближайший городок. Стоило нам свернуть за ограду дома, и открылся прекрасный вид. Улочка резко спускалась под гору: влажный булыжник блестел от лучей солнца как хорошо обкатанная ледяная горка, у самого подножья которой вилась лента реки. На другом берегу, сразу за стеной кустарника начинался луг, а за ним темнохвойный лес. Небольшая гостиница с кафетерием на первом этаже нашлась на прибрежной улице.

В кафе было тесно, и не только от посетителей, но и от множества маленьких столиков, рассчитанных всего на двух человек. Столешницы на железной ножке, заканчивающиеся тремя львиными головами, почти полностью занимали пузатые стеклянные банки: в одних дрожали желтые нарциссы, в других – огоньки свечей. Мы протиснулись к узкому и длинному двустворчатому окну, заняв столик у стены из неоштукатуренной кирпичной кладки. Я села на стул, потому что рядом к потолку тянулась толстая труба отопления, а Михаэлю досталась небольшая скамейка с деревянной спинкой. Пристроив рюкзак на отполированном за десятилетия ногами посетителей деревянном полу, подняла глаза и поняла, что место я выбрала неудачное. Михаэль сидел спиной к окну, и я не видела его лицо, мои же морщинки и бледность кожи были на виду. Он не стал ничего заказывать, сославшись на то, что так поздно не ужинает.

После тарелки макарон с сыром, я попросила принести мне шарик инжирного мороженого: кремово-желтого, с фиолетовыми прожилками.

Михаэль неожиданно спросил.

– Мне это кажется, или на тебя давит что-то личное? Воспринимаешь всё как-то воспаленно.

Наверно он знал, что иногда человека достаточно покормить, чтобы вытянуть из него какой-нибудь секрет. После чудесного ужина даже катастрофы вселенского масштаба не казались мне… катастрофичными. И хотя я за десять лет лишь одному человеку – Куратору – рассказала о сестре, то можно, наверно и счет открывать:

– У меня сестра исчезла. Давно уже. Тогда было мало случаев, поэтому никто даже исчислить не пришел. Я не знала, что имена забываешь, а то записала бы обязательно.

Михаэль накрыл мои холодные пальцы теплой ладонью, сжал слегка и отпустил.

– Ты поэтому в Нумераторы пошла?

– Да. Она мне доверяла, и многое рассказывала: и про сны, даже про Дракона намекнула. Я не говорю, что смогла бы её… «удержать», но хотя бы имя записать я могла!

Наверно, в этот момент я слишком громко заговорила, потому что люди вокруг начали искоса поглядывать в мою сторону и шептаться. Официант вынырнул буквально из ниоткуда, подхватил со стола вазочку с недоеденным мороженым, взамен подсунув счет. Я не стала дожидаться, когда мою физиономию сличат с федеральной рассылкой, положила поверх счета талоны, пожелала спокойной ночи Михаэлю и поднялась в снятый на ночь номер.

Это была стандартная комната со встроенным шкафом, односпальной кроватью и видом во двор гостиницы. В ванной уже был растоплен камин. Я отодвинула занавеску из органзы с атласными прожилками – за окном новая порция дождя поливала поля, кустарник, изгороди. Пока набиралась горячая вода в ванну, которая, как и столики в кафе, тоже стояла на ножках в виде львиных голов, я огляделась: на деревянной подставке, похожей на мольберт – толстые махровые полотенца, на стопке книг – медный кувшин и несколько флаконов с шампунями. Я разделась и постояла босиком пару минут на облезшем деревянном полу: как хорошо, что его не красят заново, не прячут под слоем жирной краски нежную и теплую текстуру. Я вытащила из стопки книг самую яркую обложку, намереваясь почитать, но стоило погрузить усталое тело в горячую воду, как пальцы разжались сами собой, и книга упала куда-то за ванну. Было приятно, что тепло от камина не обжигало, а согревало щеки и плечи. Дождь за окном постепенно превратился в ливень, а огонь догорел, прежде чем я намылилась одним из кусков изготовленного вручную мыла.