Вероника Батхан - Порты и башни

В коридорчике было зябко, артисты кутались в шали и свитера. Жалобно повизгивал медведь Яшка, лаяли хаски – зверей с вечера не кормили. Дрессировщик Потап пытался расшевелить удава – змей от холода норовил впасть в спячку. Клоуны вполголоса ссорились, выясняя, кто у кого стрельнул и не отдал сотню. Грохнули аплодисменты, нарочито веселый голос конферансье приветствовал жителей славного города Феодосии, пожелал им приятного вечера.

Клоунская реприза прозвучала вяло – шутки про тещу, рогатых мужей и верблюда в конюшне почему-то не имели успеха. Гимнастка Яна отработала ровно – у девочки был талант и хорошие перспективы, её ждал Киев. По захолустным гастролям она моталась по совету отца, чтобы взять ремесло «с низов», набраться опыта. У силача Арцыбашева тоже всё задалось – добродушный богатырь с оттопыренными по-детски губами и могучей спиной, на которую без малейшего вреда с размаху падали гири, нравился публике. Снова выбежали клоуны Плюх и Плих – они собрали мальчишек из зала «играть в цирк», стрелять в мишень из водяного пистолета. Пока красные от смущения пацаны толкались в очереди, по приказу клоунов палили из игрушечного оружия, и неуклюже делали комплименты, кланяясь зрителям, Лешка проверял сбрую – следующим шел «Чингиз-хан».

Конферансье, громко икнув, объявил: заслуженный артист Украины Николай Шишкин и его конное шоу. Взвилась под купол заунывная монгольская музыка, высокий женский голос мешался со стуком бубна.

– А ведь сыновья Чингиз-хана вправду бывали здесь, знаешь, Алеша? Летняя ставка ханов Золотой Орды находилась в Крыму, – знакомый голос Леона отвлек наездника. Тот отмахнулся:

– Потом, всё потом.

Первым выехал сам Шишкин – он любил покрасоваться перед публикой, гарцуя на белом коне. Могучий жеребец безропотно покорялся всаднику, стук копыт точно ложился в ритм музыке. Публика зашумела – должно быть, Николай свесился с седла, цепляя манеж ладонями. Потом он вскочит на спину лошади, перекидывая из руки в руку длинную плетку, потом спрыгнет и снова оседлает коня… Пора!

С отточенной ловкостью Лешка взлетел на спину Фантины и следом за хмурым Михой, двоюродным братом Шишкина, двинулся на манеж. Шум и свет на мгновение ослепили наездника – как всегда. Он не смотрел в публику – их дело пялиться, его – двигать собой в полный рост. Шамберьер щелкнул – «Алле!». Первым под брюхо лошади скользнул Миха – чиркнул носками по земле, изогнулся, приподнялся в седле, салютуя публике, и снова скатился вниз.

Музыка ускорила темп, пришел кураж. Ухватившись за гурт, Лешка поднялся над горячей спиной Фантины, обвел ногами голову лошади – справа, слева. Нырнул под брюхо, повис, касаясь земли ладонями, послал в публику поцелуй… Ряды брызнули смехом – прогибаясь, белокурый наездник уронил шапку и потерял всякое сходство с монголом. Вот так конфуз! Раздосадованный Лешка ударил лошадь коленями, прибавляя шаг – на следующем кругу можно свеситься и подобрать потерю. Алле… алле – ах! Потные пальцы Лешки сорвались с гурта, он кувыркнулся на манеж, чудом увернувшись от шамберьера. Тут же крутанул сальто, второе, третье, послал публике новые поцелуи и решился «с хвоста» оседлать Фантину. Встревоженная кобыла дала «свечку», потом ударила задом и истошно заржала, сбившись с круга. Миха сбавил шаг, его жеребец озлился и укусил Фантину за круп. Та взвизгнула и поскакала взад-вперед, яростно лягаясь. Зрители зааплодировали, решив, что это удачный трюк. Наконец, с кобылой удалось совладать. Шамберьер хлопнул снова и вслед за Михой Лешка скрылся за спасительные кулисы. Истоптанная шапка осталась валяться на манеже – униформист подберет.

Пока Миха во второй заход крутил плетью, и сам Шишкин показывал класс, опираясь рукам о круп жеребца, словно о гимнастического «коня», Лешка унял перепуганную кобылу, передал её униформисту и нырнул в гримерку. Остро захотелось скинуть несчастливый костюм, одеться в цивильное, отогреться подле податливой девки или бутылки крепкого. Ему было стыдно. Шишкин, потный несмотря на холод, ввалился в гримерку чернее тучи. Он ничем не укорил товарища, но складка, застывшая между густых бровей и недобрый взгляд цыгана подсказывали – по приезде в Харьков Лешке по-любому придется искать новое место. Что ж, тем лучше!

Раздражающее сочувствие Леона Рудольфовича только добавило злости – Лешка чувствовал, что за фальшивой жалостью прячется осуждение – недоделал, не отрепетировал толком. Он увернулся от старика и поднялся в зал. До антракта оставался последний номер – Ангелина и Северная симфония.

Дебелая дрессировщица в меховых гетрах и дурацкой шапке-ушанке вышла к зрителям, помахивая хлыстом. Из динамиков грянуло «Увезу тебя я в тундру» и выскочили собаки – три мохнатых красавца-хаски. По мановению руки женщины звери расселись на тумбах, крутя хвостами, облизываясь в ожидании подачек. Первый пес, повинуясь властному жесту, закружился вьюном, обходя ноги дрессировщицы, потом жадно подпрыгнул, ухватил шарик корма и был отправлен на место – ждать. Второй хаски старательно перескочил через хлыст, сглотнул лакомство и требовательно залаял – голод мучил его давно, а от женщины пахло едой. Удивленная Ангелина указала зверю на тумбу, щелкнула пальцами – и пес вцепился ей в нарукавник. Из потайного кармашка корм посыпался на манеж, хаски, рыча от жадности, начали его заглатывать. Побледневшая дрессировщица застыла в изумлении, по красивой руке стекала кровь. Ряды зашумели. Какой-то мальчишка швырнул собакам огрызок булки – ближайший пес перехватил пищу в полете и моментально сожрал, давясь. Раздались крики «Позор! Живодеры!», громко заплакал ребенок, кто-то шумно бранясь начал пробираться к выходу.

Лешка одним махом перескочил через барьер. Выхватив хлыстик у Ангелины, он громко щёлкнул им, как шамберьером, потом взбил пыль у лап ближайшего пса. Хаски рыкнул, но отступил. Первый голод был утолен, а что такое бич дрессировщика, псы знали. Умные звери развернулись и дружно потрусили за кулисы. Лешка подхватил Ангелину под ручку и вывел – он опасался, что дрессировщица потеряет сознание.

– Это ж чистые волки, милочка, разве можно так неосторожничать? – покачал головой подоспевший Леон Рудольфович, глядя, как псов загоняют в клетку. Он пришелся крайней не к месту со своей репликой – осатаневшая от неудачи Ангелина громко и неизящно обложила старика по матушке. Мятая физиономия Леона Рудольфовича исказилась – то ли от стыда, то ли от ярости. Лешка разбираться не стал – кто ж суется к злой бабе под руку. Он мягко отодвинул старика и прислушался к гудящим трибунам. Надо было срочно менять пластинку.

– Клоуны, вперед! – раздалась команда и Плих с Плюхом, хихикая выкатились на манеж. Лешка облегченно вздохнул и потихоньку вернулся на свое место – досматривать представление. Номер «Микрофон правды» пользовался неизменным успехом у «болванов» – видимо из-за отменной глупости.