Самид Агаев - Из Баку с любовью

Анастасия засмеялась.

– Но раз вы считаете, что недосказанность лучше, пусть так и будет, – сказал Мурад. – Однако уже половина одиннадцатого, быстро время пролетело. Как там у классика – как скоро ночь минула. Мне пора, завтра рано вставать. У меня график с семи утра. Встаю в шесть часов. Вообще-то я работаю через день, завтра у меня должен быть выходной. Сменщик попросил подменить его.

Мурад замолчал в ожидании ответа. Если он все правильно рассчитал, то девушка должна была предложить ему остаться переночевать.

– А где находится ваша работа? – спросила Анастасия. – Далеко отсюда?

– На Автозаводской. На метро минут двадцать. А от метро «Аэропорт», как раз прямая линия, – сказал он и затаил дыхание.

– Вообще-то, если вам это будет удобно, вы могли бы сегодня переночевать здесь, – разглядывая чашку, еле слышно произнесла девушка.

Мурад возликовал.

– А я вас не стесню?

– Нет, нисколько. У нас две комнаты.

Несмотря на слабое освещение, Мурад заметил, что щеки девушки стали розовыми и от этого у него вдруг заколотилось сердце. Схватив свою чашку, он залпом выпил содержимое.

– А диван раскладывается? – пытаясь унять волнение, спросил он.

– Нет, но он достаточно широк.

– Для одного человека да, но вдвоем на нем будет тесновато.

– Вдвоем, – спросила Анастасия, – с кем вдвоем?

– Разве мы не вместе здесь будем спать.

– Мы?! С чего это? Нет, конечно! Вы будете спать здесь один, а я в комнате с бабушкой.

«Зачем же мне тогда здесь оставаться»? – хотел спросить Мурад, но, вспомнив, что воспитанному человеку присуща недосказанность, все понял и промолчал. Не все и не всегда надо называть своими именами, иначе никакой лирики.

– Выбросьте это из головы, – словно, читая его мысли, сказала Анастасия. – Мы только сегодня познакомились. Мы еще даже не друзья. То, что я вас позвала в дом, еще ничего не значит. До революции это было в порядке вещей.

– Хорошо, хорошо, – согласился Мурад, – правила игры я понял. Больше ни слова. А ты может быть из дворян? – иронически спросил он.

– Да, – совершенно серьезно ответила она, – и вы тоже.

– Я? – удивился Мурад. – Вы в этом уверены, с чего вы взяли?

– Абсолютно. Породу не спрячешь. Как говорят арабы – шараф ан насаб . Благородство заложено в крови.

– Вообще-то я обыкновенный таксист. Но мне это приятно слышать.

– В двадцатые годы треть таксистов в Париже были сплошь русские дворяне.

– Как скажете.

– Мне надо сбегать в аптеку, – сказала Анастасия, – капли успокоительные закончились. Вы посидите один, ладно? Пейте чай. Если бабушка вдруг проснется и позовет меня, вы просто загляните к ней и заговорите о чем-нибудь. Она все равно плохо слышит, решит, что это я и успокоится. Ладно?

– А, если не успокоится? Решит, что я Герман. Крик поднимет.

– Не бойтесь, – улыбнулась Анастасия, – она безобидная, она вас не укусит.

– Будем надеется.

– Очень смешно, особенно про Германа, но должна вас разочаровать, она в карты не играет.

– Простите.

– Ну я побежала.

Она вышла в прихожую. Вскоре щелкнул замок и в квартире воцарилась тишина.

«Что-то мне это перестает нравиться», – сказал себе Мурад, – старушка еще эта таинственная. Я надеюсь, что девушка все-таки придет ко мне ночью, иначе все это лишено логики. Как люди любят все завешивать словами. Она тоже хороша, два часа знакомы и оставила меня одного в квартире. А, если я что-нибудь сопру. Старушка будем надеется адекватная и мне не придется, как Бруту, чертить вокруг себя меловой круг. Да и с молитвами разнобой будет. Мне, как полукровке, надо одной рукой креститься, другой намаз совершать».

Дойдя до этих слов, Мурад почувствовал, что ему как-то не по себе. Не то, чтобы он испугался, малый он был не робкого десятка, в армии бывало, один против нескольких шел, не боялся. Однако, какая-то робость вдруг охватила его. И, как человек, привыкший смотреть опасности в глаза, он решил взглянуть на старушку, чтобы отогнать черные мысли и успокоиться. Мурад встал и вышел в прихожую. Дверь другой комнаты была приотворена достаточно, чтобы можно было туда заглянуть. В комнате горел торшер и ему хорошо была видна кровать, на которой лежала старуха. Она была совершенно седа, но не безобразна. Правильные черты даже в глубокой старости подчеркивали породу ее бледного лица. Оно внушало доверие, увидев ее, Мурад сразу успокоился и даже почувствовал какую-то теплоту к старушке. «Нет, такая летать не будет», – подумал он. Ему даже захотелось что-нибудь сделать для нее. Подать воды, например, если она проснется. Опять же Анастасия, увидев, что он проявил заботу, проникнется к нему теплотой. «Все-таки я понадобился ей, как мужчина». – уверял себя Мурад. Не двигаясь с места, он оглядел комнату. Кроме кровати там еще стояла модная софа под названием «малютка». Мурад часто перевозил подобные диваны от мебельных магазинов. Его такси, если сложить сидения, вполне вмещало в себя отдельные предметы мебели. В комнате пахло лекарствами. На стенах висело много картин, фотографий. Рядом с одним портретом напротив кровати висела сабля. Мурад не удержался, осторожно вошел и дотронулся до оружия. Это была самая настоящая сабля или шашка. Он не был силен в особенностях холодного оружия. Мурад очень хотел снять ее со стены, подержать в руках, но подумалось, что, если бабушка вдруг проснется и увидит его с саблей в руках, то ее сразу кондрашка хватит. Мурад перевел взгляд на портрет и вновь испытал странное чувство знакомства с этим человеком. Он быстро сообразил, что это тот самый офицер, что изображен на портрете в гостиной. Здесь он был запечатлен в гражданской одежде. Черный костюм, манишка, галстук. Без военной формы он еще больше напоминал кого-то, но кого именно Мурад вспомнить не мог. Сколько не напрягал память. Закрученные кверху кончики усов. Мурад невольно стал подкручивать воображаемый ус. Поискал глазами зеркало, вспомнил, что оно есть в прихожей. Глянув напоследок на старушку повернулся, чтобы выйти и в этот момент она вдруг открыла глаза.

– Здрасте, – сказал Мурад.

Торопливо стал объяснять, опасаясь, что она испугается и закричит.

– Я Настин друг, она вышла в аптеку, а я зашел узнать не надо ли вам чего. Вы спите, я буду в соседней комнате. Не беспокойтесь. Я пойду.

Старуха протянула к нему руки и сказала:

– Вы вернулись! Мое кольцо! Умоляю, верните мне обручальное кольцо.

У Мурада мурашки поползли по коже. «Только этого мне не хватало», – пробормотал он, пятясь к выходу. В дверях столкнулся с девушкой.

– Привет, – обрадовался он, – как хорошо, что ты пришла. Я заглянул узнать не надо ли чего, а теперь она требует от меня обручальное кольцо. Но я ничего не брал, клянусь мамой.