Алексей Жарков - Жуть. Роман-концерт в трёх частях

При упоминании последнего несчастья, все трое тяжело вздохнули и, шепча бородами, по три раза перекрестились. Николай запустил руку под пояс и извлёк оттуда рыжий кожаный мешочек. Он стыдливо положил его на край стола, рядом с яркой, выпотрошенной тыквой. Глаза монахов посветлели. Отступив, Николай уловил странное изменение в воздухе. К мягкому и знакомому запаху лежавших под навесом дров начал подмешиваться тоже знакомый, но совсем неожиданный запах.

– Аз был бы счастлив, коли бы моё скромное пожертвование… – начал Николай, но странный запах так быстро усилился, что у него даже перехватило дыхание, он резко выдул воздух из ноздрей и продолжил, – смогло бы оказать…

В этот момент все три монаха сморщились.

– Да благословит тебя Господь, – сказал архимандрит, отводя взгляд от мешочка и покрывая себя крестным знамением. – Послушника за колокольней найдёшь. Дрова колет. Ветхой звать.

– Послушника? – удивился Николай. – А разве не монах он? Не инок?

На это бороды снова пришли в движение:

– Старовер он. Негоже в православной обители в иноки раскольников постригать. Ждём, пока не покается, пока не отречётся от греховных привычек.

Николай поблагодарил монахов и Бога, трижды перекрестился вместе с ними, поклонился настоятелю и отправился за колокольню. Там, в густом сумраке, старик в косоворотке и с бородой, заправленной за пояс, вдумчиво рубил дрова. Странный и резкий запах, судя по всему, исходил именно от него. Это была смесь человеческого пота и чеснока, которым растирался дед, вместо того, чтобы мыться. Старец был точен – чурки легко разваливались под колуном и белыми лепестками разлетались в стороны.

– Желаю здравствовать, – обратился к нему Николай.

– С места не двинусь, – неожиданно ответил старик. – Сам заварил кашу, сам её и расхлёбывай.

Николай не сразу понял, что старец говорит именно с ним. Он даже обернулся, проверить – нет ли кого за спиной.

– С тобой говорю, с кем ещё, – старик бросил на Полесова косой взгляд и поставил под удар очередную чурку.

– Батюшка…

– Не батюшка я тебе, – оборвал его Ветхой и ударил топором так, что Николай даже вздрогнул.

– Горе у нас…

– И поделом! – Старец подтянул выбившуюся бороду. – Чай не святых казнит демон? Хоть и бесовский выродок, но за грехи. Да и город антихристом на костях выстроен, уж потоп в страстях.

Николай опешил, он был уверен, что старик не откажет.

– Что же ты сам не прогонишь демона? Давай, нарядись нынче патриархом и задай бесу порку. Вот потеха будет – два нехристя сошлись, кто кого дюже.

Лицо деда покрывала густая борода – виднелись только глазки и кривой нос. Только по ним Николай едва ли мог определить смеётся стрик или говорит серьёзно. Он всматривался, но разобрать мешали сумерки.

– Я слов нужных не разумею. Обрядов и молитв не ведаю, – осторожно пожаловался Николай.

– Обрядов не ведаешь? А пошто тебе обряды, пошто молитвы?

– Так…

– Думаешь, обряды демону страшны, али слов он каких-то убоится? – Дед снова ударил топором. – Аль будет смотреть он, сколь ты перстов в крестном знамении складываешь? Сколь раз аллилуйю поёшь и как имя господа произносишь?

Старик взял новую чурку.

– Вера важна. Без веры ты хоть всё писание вызубри, хоть в какие рясы нарядись, хоть в какой скит заройся, не услышит тебя господь и не поможет.

Николай не нашёлся, что ответить. Вместо этого он сделал ещё одну попытку уговорить старика, но в замешательстве начал совсем не с того.

– Аз рядился, чтобы мздомцев да казнокрадов обличать. На путь честный направить, людям помочь…

– Мздоимцев? – переспросил Ветхой и ехидно прищурился, – Тех, кому мошну на стол суют?

Николаю сделалось окончательно не по себе. Казалось, он говорит не с дедом, а со своей въедливой совестью.

– Не поеду никуда, вертайся за ворота к своему другу и скажи, чтобы сюда шёл. Поздно уж, у нас заночуете. А утром, чтобы духу вашего здесь не было!

Ещё удар – и щепки бабочками разлетелись вокруг старика.

* * *

За ночь лужи покрылись хрупким льдом. Между стеной и огромной, низкой тучей во всё небо, возникла огненная брешь и осветила нежным утренним светом потрёпанные стены Мартириевой пустыни. Полесов молча подошёл к Макару и стал смотреть на то, как мужик запрягает лошадь.

– А, ну и ладно! – встрепенулся Макар. – Так смердит от того старца, что упаси бог с ним три дня в одной телеге трястись.

Николай угрюмо посмотрел на бородатого мужика.

– Да уж лучше в хлеву, с курями да хряками! – принялся развивать тему мужик.

– Неужто? – раздался строгий голос за спиной Николая, тот быстро обернулся и увидел Ветхоя. Старик был в тяжёлом сером кафтане с сумой через плечо. В нос ударил характерный запах, Макар сморщился:

– Помилуй, господи, мя грешного, дай мне силы вынести… – начал Макар.

– Не поможет, – ехидно отозвался старец, – персты не так складываешь.

– А как надо?! – встревожился мужик, увидев ухмылку своего барина.

– Никак не надо, – ответил Ветхой, чем ввёл Макара в совершенное замешательство. – Видение мне было, поеду с вами.

6.

Необычный туман стоял над Невой. Густой и приземистый. Он заполнил Петербург сизой мглой, превратив улицы в бездонные каналы, кишащие призраками. Тишину предрассветного сумрака нарушали только псы, но лай их не гулял по переулкам и не отражался эхом от стен, а был заперт ближайшим изгибом улицы.

Стены Петропавловской крепости уже второй десяток лет перекладывали: почерневшее дерево меняли на камень. Огромные круглые брёвна, вынутые из старых стен, отлично подходили для расправы с многочисленными грешниками. Миних, прежде занятый только реконструкцией крепости, неожиданно обернулся лютым извергом и устроил в городе беспощадное судилище. Улицы, каналы, площади и набережные наполнились страданиями и ужасом.

По Неве, в синем молочном тумане, плыла небольшая шлюпка. В ней было двое: один с бородой, другой – в синем кафтане, расшитым золотом, в чёрной треуголке и с повязкой до глаз на лице.

– Силён демон, наперёд всё разумеет, – задумчиво сказал Ветхой, перебирая лестовку. – Делай всё, как я тебя научил. И не бойся. Ничего не бойся, что бы ни случилось.

Николай вздохнул и продолжил грести. Во мраке над туманом появился деревянный шпиль собора Петра и Павла, крепость была уже близко. Когда подошли к разобранной стене, лодка стукнулась и развернулась кормой. Человек в треуголке выбрался на землю, перекрестился и тяжело, но решительно, начал перебираться через камни и брёвна во двор крепости. Второй остался в лодке.

* * *

– Всё, как Миних говорил, ты погляди! – дивился солдат инвалидной команды. – Поди и прям ряженый! А ну пшёл, скотина, чай ждут тебя!