Василий Лягоскин - Серая Мышка. Второй том о приключениях подполковника Натальи Крупиной

Японка, а затем и недвижная живая статуя на пуфике одобрительно кивнули: «Молодец, русский, запомнил!». Будылин готов был услышать любой, самый неожиданный ответ, включая такие нереалистичные – Америке, Китаю… да хоть господу богу – одному из многих, кого чтили в стране Восходящего солнца; или всем сразу. Ответ Асуки был кратким, и еще более неожиданным.

– Японии!

Она немного помолчала, полюбовавшись растерянной физиономией русского, а потом соизволила пояснить:

– Дело в том, что неделю назад арестовали главу нашего клана. Это позор не только для него, это пощечина каждому члену клана. Тут отрезанными пальцами не отделаешься. Единственный приемлемый выход для клана – полное оправдание нашего главы и освобождение его с извинениями на самом высоком уровне.

– Ага, – опять не сдержался, пробормотал Николаич, – чтобы по телевизору транслировали, и император обнял его, как родного брата.

Японцы на его иронию отреагировали самым удивительным образом. Оба серьезно кивнули, а Асука озвучило общее мнение:

– Да, именно так все и должно выглядеть.

Она даже улыбнулась русскому мастеру чуть более тепло, словно показывая: «Ты, Николаич-сан, уже и мыслить начинаешь, как настоящий якудза, принадлежащий к славному клану «Тамагути». Второй японец на эту почти незаметную теплоту отреагировал опять закаменевшей физиономией, и Асука поспешила перейти к кнуту. Пряники – как понял Николаич – на сегодня кончились.

Японка что выкрикнула, вызвав шум за плотно закрытой дверью, а потом обратила суровый взгляд на русского.

– Крови и убийств у нас тоже хватает. Особенно, если в наших рядах появляется предатель. Поэтому господин… очень не советует хитрить и обманывать нас. Иначе Николаич-сан может закончить вот так.

Дверь без всякой команды открылась, и в комнату вступил громадный японец, в котором непонятно было – в какую сторону его размеры внушительнее. При росте, не превышающем среднестатистического японского, он был чудовищно толст и широк в плечах; но передвигался на удивление легко. А еще – держал в одной руке, словно официант в ресторане – поднос с кошмарным блюдом. С него на Будылина смотрела мертвыми полузакрытыми глазами голова Райдона.

– Зачем?! – пытался, но не мог вскричать Николаич, – зачем вы сделали это. Я же теперь буду видеть его перед глазами до конца своих дней!..

– Здесь, – Асука опустила недрогнувшую ладонь на короткий ежик волос человека, бок о бок с которым прожила последний год, и которого, по сути, убила собственными руками, – может лежать другая голова. Подсказать, чья?

Николаич судорожно замотал головой; он старался не думать о тех, кого явно имела в виду японка. Но Асука, продолжая приглаживать непокорный короткий вихор, любезным тоном подсказала:

– Мы так спешили, уважаемый Николаич-сан, что забыли кое-что. Ваши личные вещи, включая фотографии, доставят вам не позднее завтрашнего утра.

Будылин теперь отпустил голову, чтобы никто – ни Асука, ни здоровяк, держащий на одной руке страшный груз с самым невозмутимым выражением лица, ни особенно молчащий японец-начальник, не смогли увидеть в его глазах того крика, какой может издать только смертельно раненый зверь. Зверь, потерявший всю свою стаю. Этот крик-вой жил внутри русского и во время ужина, как всегда вкусного и питательного, и ночью, когда к нему опять пришла Асука, чтобы профессионально и механически исполнить свои обязанности. И даже утром, когда ему действительно доставили папку с фотографиями. Его смыло лишь волной изумления, которая накрыла Будылина в тот момент, когда в его руках оказалась очередная фотография. Он едва не вскрикнул, увидев, что на снимке, где был изображен он сам в окружении трех самых близких ему людей – еще там, на родине – совсем недавно появилось пятое лицо. А точнее нарисованная черным фломастером ухмыляющаяся рожица, задорно подмигивающая ему. Эта рожица словно говорила, от чьего-то имени:

– Не вешай нос, старина! Все будет в порядке.

И Николаич поверил неведомому художнику. Еще он уверился, что рука, водившая фломастером по глянцевому снимку, не была японской. Будылин оглянулся – не увидел ли кто, как он облегченно вздохнул, а потом медленно выпустил из себя тот крик, заполнив освободившееся место надеждой. Никого в комнате не было. Лишь скрытые видеокамеры отметили, как фотографию бережно вернули в общую стопу. Прибора, различающего тончайшие изменения в человеческой душе, не изобрели пока даже японцы…

Новые «хозяева» загрузили русского мастера не менее плотно, чем предыдущие. Вместо Райдона теперь за спиной Николаича всегда внушительной тенью стоял Монтаро – так звали круглого во всех измерениях здоровяка. Сам Будылин недолго удивлялся, что у организации, которая, по его мнению, должна была царствовать в глубоком подполье, были свои, вполне легальные самолеты и лаборатории. А еще – великолепная команда гениальных компьютерщиков, ничем не уступавшая прежней.

– А может, больше частью та самая, – подумал Николаич, получая первое задание.

Это был листок с несколькими точками на карте. Район был не очень большим и прилегал к Японским островам.

– Ага, – позлорадствовал немного Будылин, – а силенок-то у вас не так много, как вы пытаетесь показать.

Листок он взял с показным смирением, и даже рвением. И уже через две недели полетов выбрал четыре точки. Результата он ждал с нетерпением и тайным страхом. Николаич поверил японцу, говорившим с ними устами Асуки; но это не значило, что жертвы в чужой стране он принял бы с легкой душой. Потому он практически вырвал из рук Асуки тонкую пачку фотоснимков, которую японка протянула ему с торжеством в голосе:

– Вот, Николаич-сан – первый результат нашей работы.

На первом снимке Будылин увидел огромный зал с панелями, установленными над длинным, полукруглым столом, что занимал половину стены. И панели, и сам стол были усеяны мириадами кнопок, клавиш, разноцветных индикаторов. Мысль о звездолете из фантастического фильма Николаич сразу же прогнал.

– Скорее это какая-то электростанция, – подумал он почти обреченно.

И Асука тут же подтвердила его догадку.

– Это атомная электростанция «Иката» на острове Сикоку, – монотонно начала она, – станция, на которой сегодня утром произошла утечка радиоактивной воды из системы охлаждения реактора. До трагедии дело не дошло… пока.

Сам Николаич так уверенно утверждать бы не стал. Потому что на следующем снимке наткнулся на тоскливый, заполненный ужасом и предчувствием апокалипсиса взгляд японца, чье лицо было снято крупным планом.

– И еще, – добавила с милой улыбкой Асука, – этот выброс произошел минут через пятнадцать после вашего, Николаич-сан, «выстрела». Очень удачного, как оказалось.