Андрей Акулов - Панголин. Тайна бога

Это был верзила с лицом похожим на поднявшееся тесто, пышной бородой и вьющимися сальными волосами. Он вскочил, натянул шлем – круглый лысый горшок, лишенный каких-либо украшений – и молниеносно откинул забрало.

Кулл поднырнул под свой головной убор и отмахнул забрало, словно прядь волос. Рыжий хвост на макушке заходил в такт размашистых шагов, а белый кончик нервно запрыгал, как паяц на ярмарке.

Тюремный надзиратель – работа не пыльная: сиди себе на стуле, да в карты играй. Условия сносные, если не считать вшей, сырости и вони. Спать на посту строго запрещалось, но напарники часто делали небольшие отступления от этого правила. Так что, служба шла вполне себе сносно.

Когда будущим охранникам исполнилось по шестнадцать лет, они, как и все выпускники церковных школ, сдавали экзамены. От них зависело будущее каждого ученика. Для молодых Буя и Кулла церковные смотрители единогласно выбрали службу в армии, что и было отмечено на их левом предплечье татуировкой в виде щита и меча.

Солдат – в их случае не так плохо как, к примеру, работник в поле. Служба в войсках Мироноса хоть и опасна, зато неплохо оплачивается, и доступны все привилегии военного: власть меча, кабаки и девки.

Больше всего оба боялись попасть в пограничные отряды, уехать на дальнюю заставу и просидеть там до самой смерти, защищая Божьи Земли от набегов диких. В том, что костлявая найдет их там, они не сомневались: мало кто возвращался с накопленным жалованием после окончания двадцатилетней службы. Но эти счастливчики могли позволить себе прожить остаток беспокойных дней, не заботясь о куске хлеба. Впрочем, большинство из них селилось в трактирах, где быстро спускали все богатство. А дальше кто в могилу, кто в разбойники и потом – в могилу. Раньше них приходили только нищие калеки. Они устраивались у городской стены, на рынке или при церкви и выпрашивали милостыню.

После начальной подготовки, военные учителя вывели Бую и Куллу точное предназначение – охранник. На предплечье добавилась алебарда. Далее судьба окончательно свела их вместе и усадила на отполированные скамейки в городской тюрьме.

Кулл поднял руки в клепаных перчатках и уверенно двинулся вперед. Буй стал в стойку. Светловолосый сделал ложный выпад влево, и ударил справа. Пальцы едва коснулись забрала противника, и оно опустилось. Буй зажмурился и замахал руками, словно отбиваясь от осы.

– Хоп! – выкрикнул нападавший.

Они рассмеялись одновременно: Кулл звонким задорным смехом, а Буй, гудя, как шершень в ведре. Оба быстро освободили головы от неудобных шлемов.

Тюрьма представляла собой длинный узкий коридор. Он упирался в стол охраны и поворачивал под прямым углом так, что надзирателям всегда были видны обе ветки. По сторонам проходов теснились камеры-ячейки, отгороженные друг от друга каменными стенами. В углу, кроме стола и двух деревянных стульев, стоял старый шкаф, а в стене мерно потрескивал камин. Было душно, сыро и ужасно воняло дерьмом и немытыми телами.

Кулл пробарабанил по столу костяшками пальцев.

– Ну, рассказывай, кто там в пятой?

Буй тотчас оживился. Откинулся на спинку стула и обнажил желтые лошадиные зубы.

– Этот идиот, кхек, накачался в кабаке и пошел домой, а там его жена, упокой, Господи, ее душу, ковыряется в печи и стонет как шлюха. Он подумал, что она изменяет ему с великаном!.. – Буй залился смехом. – Этот герой убил бедную женщину и накинулся на любовника – на печь!.. – чуть выговорил охранник и зашелся в приступе хохота.

Кулл залился звонким смехом. Из пятой камеры донесся отчаянный вой.

– Не скули там! – крикнул Буй.

– Как ты думаешь, куда его? – шепотом спросил Кулл, впервые убрав улыбку с лица.

Буй тоже понизил голос:

– Кхек. Известно куда – в яму, куда же еще за убийство. Не на каменоломню же.

– Дааа, – протянул светловолосый.

Он резко наклонился в сторону. В руке блеснула сталь.

– Фух. Еще один? – облегченно выдохнул Буй.

Кулл медленно поднял кинжал: там щелкал жвалами и неистово перебирал черными лапками таракан размером с ладонь. Стараясь вынуть жгучий металл из середины тельца, он изо всех сил упирался всеми шестью лапами в кончик клинка, но только больше насаживался на лезвие.

– Маленький еще. Надо напомнить сержанту про отраву, а то скоро их наплодится, только сумки держи, а то утащат, кхек!

Насвистывая простую мелодию, Кулл сунул клинок в камин и стал поджаривать насекомое. Таракан живее заработал лапками, расправил крылья, но ни улететь, ни потушить огонь у него не получилось. Он быстро затих. Судорожно сжал обожженные конечности. Поник, сгорбился, зашипел и лопнул – желтая струя брызнула на штаны обидчика.

– Вот ублюдок! – Кулл швырнул мстительное насекомое в полумрак коридора. – Ну и вонь!.. Фууу!..

Буй покачал головой, взял фонарь и неспешно направился к дымящейся тушке. Таракан лежал напротив третьей камеры, ровно посередине между решеткой и красной дорожкой, по которой надлежало ходить охране. Солдат остановился на линии и поднял фонарь. Свет обрисовал силуэт человека. Он неподвижно лежал в углу на куче гнилой соломы. Сквозь тюремную мглу пробивались малахитовые блики на чешуйчатых штанах. Худое жилистое тело юноши утопало в тюремной рубахе из мешковины. На ногах были мягкие кожаные сапоги. Лысую голову украшал гребень волос. На левом предплечье узника чернела татуировка – три извилистых линии в форме бегущей ящерицы – знак охотника-панголина. Узкое лицо, со впалыми щеками, казалось застывшим лицом мертвеца. Усталые глаза смотрели в пустоту. Звали его Грэм.

Ремесло панголина зародилось с тех самых пор, как люди впервые узнали о мутагенных грибах. Их собирали в заболоченных районах – грибницах. Поначалу охотники искали только выросшие на склизком студне грибы, а лекари использовали их как мутаген, со свойствами тех насекомых, растений и мелких животных, которых находили в этом таинственном желе. Это было время первых практически не контролируемых мутаций в основном домашних животных и растений. Некоторые из тех наработок прижились и используются до сих пор.

Позже было сделано самое важное открытие в науке о мутациях – находка «слезы грибницы». Это чистая, незамутненная основа для выращивания грибов, похожая на жидкое стекло. В нее помещают любую часть тела донора, и через некоторое время она превращается в мут – слезу с мутагенными свойствами, на которой появляются грибы-мутагены.

Выращивание грибов с нужными качествами, стало делом лекарей, а поиском чистой слезы грибницы занялись лучшие охотники – панголины. Это был второй и самый плодотворный период мутаций. Тогда появилась и развилась в полноценную науку мутация людей.