А. Гайсин - Любовница Иуды. Роман

Наверное, нет нужды описывать, что чувствовала Ксения, лежавшая в соседней комнате, слушая, как он шарахается и ругается: всю ночь не сомкнула глаз и горько плакала в подушку. Были минуты, когда ей всерьёз верилось, что в тело Вениамина вселился дух его брата Якова, а может, и похуже – дух изменника Искариота, тогда ей хотелось схватить детей и бежать из собсвенного дома.

А бедный Иуда, измученный видениями, посылаемыми беспощадной памятью, успокоился лишь под утро. Но и во сне он громко матерился, когда ему в кошмаре чудилось: какой-то юноша в хитоне, с расплывчатым лицом, заносит нож над его изогнутой спиной, целясь точно под левую лопатку, а Иуда, едва успевает перехватить его костлявую руку, где на запястье синеет татуировка из трех шестерок…

Многое приснилось ему за какой-то час. А перед пробуждением сон с покушением обрёл новые черты: некто в стеклянной маске пытался задушить Иуду, и тому пришлось стукнуть злодея в физиономию. Тотчас раздался крик, и Иуда увидел следователя Джигурду: ползающим на коленях возле дивана, держась одной рукой за покрасневшую челюсть, а другой, шаря по половицам в поисках слетевших с носа очков.

– Вы с ума сошли! Я, между прочим, при исполнении и могу вас привлечь, – воскликнул гневно чиновник, вставая с четверенек.

– Извините, гражданин начальник, – испугался Иуда.

Он не сразу понял, что Джигурда пытался разбудить его, тормоша за плечо.

– Кстати, а откуда вы наш язык знаете? – прищурился следователь, протирая платком круглые стекла очков.

– Там – всему научат, – усмехнулся Иуда, кивнув на потолок.

Из кухни явилась Ксения, робкая и увядшая за ночь, в длинной плиссированной юбке и шелковой кофточке. Перевела подавленный взгляд с Иуды на следователя и сказала:

– Вы бы позавтракали. Я приготовила рыбу, она на столе. Чайку хоть попейте.

Когда она вышла, Джигурда проворчал:

– На небе кашу заварят, а на земле её расхлебывают.

Во время чаепития следователь рассказал по порядку обо всем, что произошло за последнее время. По ходу рассказа объяснил, что старинные кулачные бои (село на село, улица на улицу), издавна в грубых формах процветавшие на острове, постепенно обрели более глубокое символическое содержание: к ним стали готовиться основательно, как к международным соревнованиям. Кулак становился не просто средством самозащиты, а идеологическим оружием, материальным знаком внутреннего противодействия року и доказательством здорового образа жизни. Ферапонтов во всём любил эпохальные подходы и смыслы. Когда наступила безобразная развязка кучного боя на площади Восстания, Джигурда вместе с вынырнувшей из толпы Кувшинниковой сумели пробиться к Иуде, облепленному аборигенами, как оводами, погрузили его в патрульную машину и отвезли на квартиру вдовы. Джигурда резонно решил, что у неё дома экзотическому гостю будет безопаснее, чем в тюрьме, куда губернатор приказал его доставить. Ферапонтову следователь сказал, что «библейский посланник» сбежал по дороге, едва не придушив шофера, отца троих детей. Возмущенный губернатор велел немедленно произвести эксгумацию трупа сектанта Кувшинникова, чтобы покончить с всякими легендами и убедиться в простой истине: покойники не оживают. «Подобное ещё надо заслужить. А это кто такой?» – без околичностей выразился губернатор.

Заметим, что Александру Гайсину удалось побывать на кладбище, и он рассказал следующее. Полупьяные рабочие быстро раскопали свежую могилу и вытащили при помощи веревок большой красивый гроб. Когда же подняли крышку, все в ужасе разбежались: из гроба восстал слегка посиневший старик Зозуля, известный в городе бомж, и очумело заморгал похмельными глазами. В изножье у него лежала пустая бутылка из-под «Полынной водки». Зозуля, запинаясь, поведал собравшимся, что водку честно заработал в продмаге, помогая сгружать всенародный товар. Уединившись на кладбище, своём любимом месте отдыха, выпил спиртное в приятном одиночестве, недалеко от небрежно раскопанной (будто взорванной изнутри, как он выразился) могильной ямы, на дне которой обнаружил открытый гроб. Наклонившись над могилой в порыве любопытства, он потерял равновесие и ухнул прямо в зияющую деревянную пасть. Вылезти наверх Зозуля, разумеется, сам не смог и решил соснуть в уютной домовине, а чтобы не было холодно, накрылся сверху тяжелой крышкой. На рассвете директор кладбища по фамилии Мясоед, обходя свои невеселые владения, наткнулся на нечто странное: на дне разъятой могилы темнел гроб, обшитый бархатно-алой материей, а в изголовье могильной ямы стоял новенький металлический памятник с круглой фотографией цветущего молодого человека по фамилии Кувшинников. Будучи человеком неверующим, Мясоед, тем не менее, сильно испугался, бросился в контору и лишь там немного отдышался. Наверняка, подумал он, тут орудовала шайка грабителей – уже третий случай за квартал. Но в следственные органы сообщать ничего не стал, в силу стойкого убеждения, что деловому человеку лучше не иметь с ними никаких дел, особенно касавшихся мёртвых. Поэтому, даже не убедившись, что в гробу именно тот мертвец, который числился по документам, он приказал перепуганному сторожу опять засыпать могилу и хоть этим компенсировать свой огрех. Так что, если бы не эксгумация, несчастный Зозуля никогда бы не опохмелился, а Мясоед по-прежнему бы директорствовал и брал взятки за лучшее место под землей. (Спустя несколько дней появилась наша разгромная статья об этом.)

Огонек народной молвы потихоньку разгорался: утром на заправочной станции Джигурда уже слышал, как один шофер-перегонщик излагал другому свою версию событий – будто местные сектанты откопали ночью своего покойного руководителя, воскресили его, использовав колдовские приемы, а на его место закопали живого бомжа в качестве необходимой жертвы Иегове. Теперь, рассказал шофер, воскресший пресвитер обладает, дескать, чудодейственной силой – может убивать и лечить одним взглядом на расстоянии. По другой народной версии, кладбищенские грабители вскрыли могилу, привлеченные слухами о золотой челюсти покойника, а тот, когда они стали проверять его зубы железными щипцами, взял да и закричал от боли, выйдя из летаргического сна; грабители в панике разбежались, но один старичок упал от страха в яму, и разбуженный сектант на радостях похоронил его вместо себя по закону Иеговы: зуб за зуб…

Все версии сходились в одном: наконец-то на острове произошло какое-то достойное событие, настоящее чудо, расцветившее серые будни, – и это, мол, тоже не к добру, того и гляди случится неурожай или эпидемия заморского гриппа. Со своей стороны губернатор Тотэмоса отвергал саму возможность пустых чудес, не связанных с благоденствием острова, и приказал, во что бы то ни стало, разыскать беглого покойника, уже якобы натворившего немало скверных дел.