Александр Михайловский - Война за проливы. Призыв к походу

Поэтому, направив на болгарского премьера тяжелый внимательный взгляд, русский министр иностранных дел медленно, расставляя акценты, заговорил, глядя сидящему напротив собеседнику прямо в глаза:

– Нашей разведке стало известно, что в самое ближайшее время в Османской империи произойдут большие неустройства, которые, скорее всего, приведут к смене формы правления…

При этих словах вроде бы безразличный к собеседнику болгарский премьер насторожился, как охотничий пес, услышавший в кустах подозрительный шорох. Дурново даже показалось, что тот втянул носом воздух, будто пытаясь разобрать запах предполагаемой добычи.

– Неустройства? – переспросил болгарский премьер, – А позвольте узнать, какого рода?

– Казна султана пуста, промышленность и крестьянство разорены, торговля фактически остановилась, – веско произнес Дурново. – Замученные притеснениями османских властей христианские подданные султана подняли восстание в Македонии, и отряды повстанцев, увеличивающиеся с каждым часом, действуют все более дерзко. При этом турецкие армия и полиция уже полгода не получали жалования, и их терпение тоже на исходе. Престарелый султан слеп и глух к доводам разума и с увлечением тратит все деньги, содранные с народа сборщиками налогов, только на себя, любимого, и на свой гарем. При этом в армии, которая единственная является опорой его трона, подспудно нарастает недовольство, потому что дальше так жить нельзя. В определенный, не столь уж далекий момент, как учит нас господин Гегель, количество недовольства перерастет в качество, что выразится в том, что турецкая армия откажет его величеству султану в лояльности. Не кажется ли вам, что этот ключевой для турецкой государственности момент было бы неплохо использовать для того, чтобы исправить некоторые несправедливости, допущенные по отношению к Болгарии тридцать лет назад на Берлинском Конгрессе…

С этими словами русский министр иностранных дел вытащил из своего портфеля модной формы «дипломат» карту с предполагаемыми исправлениями «несправедливостей» и подтолкнул ее в направлении болгарского премьер-министра.

– Если мы договоримся, – добавил он, – то это счастливое для Болгарии исправление границ будет связано в истории именно с вашим именем, не говоря уже о том, что именно в ваше премьерство Болгария освободится от последних остатков вассальной зависимости от Турции, превратившись в полностью самостоятельное государство.

После этих слов в Александре Малинове проснулся адвокат (коим он и был согласно своему образованию) – а эти люди не двинутся дальше, пока не уяснят для себя смысла всех сказанных прежде слов.

– Петр Николаевич, – спросил он, как бы равнодушно отведя взгляд в сторону от русского министра, – о чем мы с вами должны договориться?

– О том, господин Малинов, – с нажимом произнес Дурново, – каким образом при реализации этого плана будут обеспечены интересы Российской империи. Ведь тридцать лет назад несправедливость была допущена не только в отношении Болгарии, но и в отношении Российской империи, когда братская во всех смыслах для нас страна, обязанная нам самим своим существованием и жизнями своих сограждан, вдруг повернулась к нам спиной, если не сказать хуже, а ее политики стали произносить возмутительные речи, походя понося освободителей своей страны. Ведь не австрийские или германские солдаты форсировали Дунай, штурмовали Плевну, насмерть стояли вместе с болгарскими ополченцами на Шипке; так почему же болгарская политика послушно следует в фарватере заданном Берлином и Веной, игнорируя пожелания Санкт-Петербурга?

В задумчивости побарабанив пальцами по столу, Петр Дурново еще раз пристально взглянул в глаза своему собеседнику, который тут же отвел взгляд в сторону.

– Если такое случится еще раз, – добавил русский министр иностранных дел, – то его величество император Михаил Второй может очень сильно расстроиться. И я даже не знаю, что в этом случае может произойти, потому что такое двурушническое поведение будет истолковано им как личное оскорбление… В таких случаях государь становится вельми суров, и я не завидую тем, кто своим поведением вызвал неудовольствие нашего государя…

– Хорошо, Петр Николаевич… – со вздохом произнес болгарский премьер, – скажите – что вы, то есть ваш государь, хотите за то, чтобы описанное вами гипотетическое переустройство границ превратилось в реальность. В настоящий момент Болгария зажата в тисках между недружественными ей странами и чувствует себя стесненной во всех отношениях. Если бы не благожелательный настрой Австро-Венгрии, мы бы и вовсе оказались в полном окружении, ибо Российская империя оказалась не в состоянии полноценно поддерживать наше существование.

– А кто заставлял вашего князя ради ничтожного исправления границ устраивать никому не нужную войну с Сербией? – с горечью спросил русский министр. – Черт с ней, с Восточной Румелией, отторгнутой от Болгарии Берлинским конгрессом, и большая часть населения которой стремилась жить в болгарском государстве. Но с сербами зачем вам потребовалось воевать, тем более что все равно по итогам той дурацкой во всех смыслах войны границы между государствами не передвинулись и на пядь?

– Петр Николаевич, – вскинул голову болгарский премьер, – сербы на нас напали, а мы только защищались!

– Они напали на вас после того, как вы силой передвинули границу, под угрозой оружия выдворив сербских пограничников с их заставы, – с нажимом произнес Дурново. – Тут, на Балканах, где нравы у людей взрывоопасные как порох, такие действия непременно должны были закончиться плохо.

Немного помолчав, он добавил:

– Впрочем, нельзя не сказать и о том, что сербский король тоже был хорош, поэтому в будущем мы заранее должны обдумать все возможные варианты развития событий… Не думайте, что вы будете единственным моим собеседником; соответствующие лица в Афинах и Белграде также получат свои предложения, от которых им невозможно будет отказаться.

– Хорошо, Петр Николаевич, – кивнул Александр Малинов, – я вас понял. Вы предлагаете переустроить границы в пользу Болгарии и обещаете нам в этом свою помощь. Но скажите, что с такого переустройства получит Российская империя, раз хлопотать о нем к нам приехал целый министр иностранных дел, ни больше ни меньше?

– Российская империя, – ответил Дурново, – рассчитывает получить то, что тридцать лет назад не решились взять император Александр Второй Освободитель и его министр князь Горчаков. Я имею в виду Черноморские проливы вместе с Константинополем, которые еще тогда по праву победителя должны были перейти в собственность Российской империи. Еще мой император предполагает, что после задуманного им переустройства границ на Балканах у России тут будут только добрые друзья и никого более. Дальнейшие конфликты и междоусобные ссоры между дружественными балканскими государствами будет предотвращать Балканский союз в составе Болгарии, Греции, Сербии и Черногории, все споры в котором будут решаться мирно путем переговоров при справедливом арбитраже моего императора.