Аланд Шабель - Верь, бойся, проси…

Папаша доблестный, Митроха-старший, ещё во времена СССР был личностью криминальной напрочь, отсидит, выйдет, сделает ребёнка, набедокурит года на четыре и опять в привычную среду, на нары. В тюрьме и жизнь свою закончил, не дотянув до шестидесяти. Старший и средний сыновья пошли по стопам папани, тоже дома редко задерживались, Старший к тому же корешился с «известняком»

Шарамаем, знакомым всему уголовному миру города. За грабёж свинтили их надолго. Средний же перед посадкой велел дружкам присмотреть за младшими, издёрганную мать никто в этом доме не воспринимал как человека.

Закончив школу, Бул и Лафет поступили в колледж, на специальность, связанную с системным администрированием, Дуче в институт, Лемех, Гоча и Шатун в училище редких ремёсел. Последним летом перед учёбой, уже не в школе, друзья полюбили собираться у реки, на спортплощадке. Пара футбольных ворот без сеток, такие же лысые баскетбольные кольца, турник и брусья, приваренные на совесть к направляющим, вкопанным в землю.

Районная молодёжь всегда тусила здесь, от спортплощадки к реке, пляжик удобный для купания, от реки – поросль и кустарник, в котором для парочек стояли две лавки друг против друга.

Сюда, взяв бидончик пива, выбрался Хана, ещё бледнотелый после первой ходки. Он недавно вышел, отмотав четыре, и позагорать в тиши было для него верхом блаженства. Посему расположился повыше, в песчаной проплешине среди травы, постелив покрывало, упал и подставил спину солнцу.

На лавках кто-то негромко бренчал на гитаре, с реки, повыше по течению, доносились детские возгласы, с другого берега из рощи пение птиц.

Гоча и Шатун сидели на берегу, беседовали и ждали ребят, появились остальные, не успели поздороваться, как к Булу подбежал какой-то пацан и, отозвав в сторону, сообщил о подходе «подкованных», но не одних. Точно, вскоре появилась небольшая колонна во главе с Митрохами.

Меж собой братья вели великовозрастную оглоблю, Жорку Хмелевского. Обещав корефану присмотреть за братками, Хмеля, особо не вникая в детали, пообещал порвать любого, кто обидит сироток.

– Идёт Хмеля, злой с похмелья, – с пионерским задором горланила шушера, калибром пожиже.

– Не боится ни хрена, потому что с будуна… – отзывалась фальцетом гопота покрупнее.

Митрохи, гордые своей значимостью, оглядывали войско: Глот, Пындер, Грилка, Цапака… Моня Бибун, да мало ли достойных ребят на Подкове? А лепший друг их среднего братца, Хмеля? Щас поквитаются, наконец, с этими хлыщами обнаглевшими.

Бул со товарищи спокойно ждали, они готовы были встретить незваных. Ни Хмеля, ни эта пародия на банду их абсолютно не пугала.

Дуче приготовил ремень-пращу, Лафет и Бул, переглянувшись, приготовились наполнить смыслом существование Хмели, Шатун и Гоча тоже бежать не собирались.

Процессия приближалась, смолкла гитара, даже птиц на другом берегу не слыхать, за всем этим балаганом с интересом наблюдал выплывший из дрёмы Хана.

Наконец агрессоры приблизились на критическое расстояние и встали. Хмеля мутным взглядом окинул врагов, увиденное ему не понравилось. Парни рослые, спортивные, один в стороне ремнём поигрывает, а главное, страха не ощущают. Смело смотрят в глаза, главный вообще улыбается, Хмеля стал закипать…

– Бакланы! Щас будете учиться летать! – он достал кастет, демонстративно надел на правую ударную. «Подкованные» напружинились, готовые рвать и метать.

Но противники повели себя необычно, вместо того, чтобы делать ноги, как-то расслабились и с интересом уставились на что-то за спиной участников похода, а с ремнём который, вообще присел на ствол поваленного дерева.

Жорка несколько растерялся, он не ждал такой реакции, шайка, стоявшая за ним, смолкла.

Боковым зрением он засёк движение и, повернув голову, с удивлением узнал Хану. Тот спокойно из бидончика допил остатки пива и, размахивая им, подошёл к группе экстремалов. Вручив одному из Митрох тару и купюру, велел купить ещё пивка, только холодненького, смотри!

– Герман, вот не ожидал! – прорезался голос у Хмели.

Хана спокойно ждал, смотрел снизу вверх, но получалось как будто свысока. Хмеля был на голову выше, но незагорелый, с татуировками, жилистый Хана явно внушал уважение, и кастет сразу исчез, и с пивом уже подлетали расторопные митрохинские клевреты.

– Суета? – спросил одним словом.

– Нет, что ты! Так, развития ради. Пацанва бестолковая, вечно напутают, ну что с них взять? Да мы уже и уходим, – Жорка махнул рукой в направлении, откуда пришли, и посмурневшие «подкованные», повинуясь «командарму», дружно поплелись восвояси.

Сразу за воинством двинулся неудавшийся вождь и полководец, кидая на Хану косые взгляды, но благоразумно воздерживался от комментариев.

– Привет, земляки! – подойдя к парням, дружелюбно приветствовал ребят Хана. – Пивка?

– Приветствуем, Герман! Рады твоему присутствию, – каждый поздоровался за руку.

– Слышь, атаман, отойдём, – Хана и Бул отделились от ребят разливавших пиво в пластиковые стаканчики.

– Что за тёрки? – поинтересовался Хана.

Пришлось рассказать про контры с Митрохами и иже с ними. Как говорится, причины и последствия. Хана, выслушав, махнул рукой:

– Хмеля не вопрос, сявка! А вот Булыга? Слыхал я, скоро откидывается…

Булыга – средний из брательников этой неуёмной семейки. Бул невольно задумался. Борис Митрохин, по кличке Булыга, слыл крайне неуравновешенным и вспыльчивым субъектом.

Сами «подкованные» его побаивались, а многие городские и левобережные деловые не желали иметь с ним никаких дел. Если Митрохи младшие науськают этого психа, быть проблемам.

– Спасибо, Герман! Я понял.

– Давай, атаман! Если что, знаешь, где найти. – Хана цепко пожал руку Булу, помахал его бригаде на прощание и удалился на проплешину дополучать солнечные ванны.

Бул, подойдя к своим, поделился опасениями насчёт Булыги. Местные, кои выросли здесь, задумчиво молчали, Дуче же и не думал унывать.

– Не факт! Когда выйдет этот крендель? А вдруг не выйдет. Необузданные, они сами себе проблемы создают. А выйдет, что, не придумаем ничего? Чего раньше времени траур надевать? Ещё давайте побежим и дружно все утопимся, на радость Митрохам!

– Дуче прав, – поддержал Шатун, – надо держаться, как и раньше, всем вместе.

Бул оглядел друзей, Гоча, Лафет, Лемех, Генка Коржаков. Дуче его в Жака переименовал. А ведь точно, жизни радоваться надо, а не кликушествовать про мрак в будущем. На том и порешили, придёт кузькина мать – отматерим кузьку.

На обратном пути из деревни уставшие, но в хорошем настроении Бул и Лафет крутили педали, везли пироги на всю бригаду (с морквой и луком для Яна Казимирыча, от бабушки Поли), и любовались летним вечером. Уже подъезжая к городу, крутя мимо заправки, мельком заметили знакомый цитрусовый «мерседес».