Рик Янси - Проклятье вендиго

– То, что он любит, не знает его, а что он знает, не может любить, – сказал огимаа . – Эха , как миси-манито , – тот, кто любит, чья любовь не знает… Мне нравится этот Уилл Генри.

– Я понимаю, что это почти неисчерпаемая тема, но если мы закончили петь осанну Уиллу Генри, то не пора ли приступить к делу, сержант? – спросил доктор. Он обернулся к Джеку Фиддлеру. – Пьер Ларуз умер.

Фиддлер не изменился в лице.

– Я это знаю.

– Но это не то, что ты мне говорил, окимакан , – сказал Хок, пораженный этим признанием. – Ты мне говорил, что не знаешь, где Ларуз.

– Потому что я не знал. Мы его нашли после того, как ты ушел от нас, Джонатан Хок.

– Что с ним случилось? – требовательно спросил Уортроп.

– Старец призвал его – ви-тико .

Доктор издал слабый стон.

– Я понимаю, но спрашиваю о том, почему его так изувечили и бросили гнить? Твои люди так поступают, Джек Фиддлер?

– Каким мы его нашли, таким и оставили.

– Почему?

– Он не принадлежит нам. Он принадлежит аутико .

– Аутико убил его.

– Эха .

– Содрал с него кожу, посадил на дерево и сделал это. – Монстролог сунул руку в рюкзак и достал орган, который когда-то делал живым Пьера Ларуза. Сержант Хок сглотнул воздух – он не знал, что Уортроп взял сердце с собой. Наш хозяин спокойно принял смертельное приношение и бережно держал его в заскорузлых ладонях, изучая при свете костра.

– Тебе не надо было этого делать, – укорил он Уортропа. – Ви-тико будет зол.

– Мне плевать, будет он зол или нет, – сказал доктор. Он сделал нетерпеливый знак Хоку, который медлил с переводом этого замечания. Он продолжал голосом, исполненным негодования: – Меня не касается, что на самом деле произошло с Пьером Ларузом. Это дело сержанта Хока и его начальства. Я пришел за своим другом. Ларуз взял его в лес, а вернулся только Ларуз.

– Мы не берем того, что принадлежит ви-тико , – сказал шаман. – Вы оставили для него остальное?

– Нет, – ответил Хок, – остальное мы захоронили.

Фиддлер испуганно затряс головой.

– Намоя , скажите, что вы этого не сделали.

– Где Джон Чанлер? – настаивал мой хозяин. – Он тоже принадлежит ви-тико ?

– Я огимаа . Если ты огимаа , как мне говорит Джонатан Хок, то ты поймешь. Я должен защитить свой народ.

– Значит, ты знаешь, где он?

– Я скажу тебе, монстролог Уортроп. Ларуз, он приводит ко мне твоего друга. «Он охотится за аутико », – говорит он. И я говорю твоему другу: «За аутико не охотятся; аутико охотится. Не смотри в Желтый Глаз, потому что, если ты посмотришь в Желтый Глаз, то Желтый Глаз в ответ посмотрит на тебя». Твой друг не слушает моих слов. Его атка’к изогнутая, она кривая, она не течет плавно к миси-манито . Они все равно уходят. Они призывают аутико , но ты не можешь призвать аутико . Это аутико призывает тебя. Я видел это. Я огимаа , я защищаю свой народ от Желтого Глаза. Твой друг не ийинивок . Ты понимаешь, огимаа Уортроп? Мои слова доходят до твоих ушей? Я тебя спрошу так: вскармливает ли лисица медвежонка или сосет ли олень-карибу волчицу? Аутико стар, стар как кости земли. Аутико был, когда еще не было произнесено первое слово. У него нет имени как Джаувуно-гиджиг-гаубоу или Уортроп, это мы называем его аутико . Его дорога – это не наша дорога. Но наша судьба – это его судьба, а его – наша, потому что, проснувшись утром, скажешь ли ты: «Поскольку я ел вчера вечером, то мне больше не нужно есть?» Нет! Его голод – это наш голод, голод, который никогда не утолить.

– Тогда зачем отдавать ему Ларуза на закуску? – спросил доктор и сам отмахнулся от собственного вопроса. – При всем моем уважении, окимакан , у меня нет никакого желания обсуждать тонкости анималистической космологии твоего народа. Мое желание гораздо проще. Ты либо знаешь, что случилось с Джоном Чанлером, либо нет. Если знаешь, то я надеюсь, что ты как порядочный человек поделишься со мной информацией. Если нет, то мне здесь больше нечего делать.

Огимаа племени чукучанов посмотрел на безжизненное сердце в своих ладонях.

– Я защищу свой народ, – сказал он по-английски.

– А, – сказал монстролог. Он посмотрел на Хока. – Я понимаю.

Нас проводили в вигвам в нескольких сотнях шагов от фиддлеровского, своего рода гостевой дом – и просто усадьба по сравнению с нашим жилищем в последние две недели, достаточно большая, чтобы мы втроем поместились под одной крышей и при этом не терлись друг об друга. Постели были сделаны из свежего лапника, и я клянусь, что никакой перьевой матрас не казался бы таким мягким и удобным после двойного перехода по лесным дебрям; у меня все болело, и я устал больше, чем устал бы самый неприспособленный из новичков. Я с довольным стоном рухнул на свою постель.

Доктор не лег, а сидел у открытого входа, обхватив колени и глядя через лагерь на свет, пробивающийся из жилища нашего хозяина.

– Думаете, он лжет? – спросил Хок, пытаясь вырвать Уортропа из задумчивости.

– Я думаю, он не говорит все, что знает.

– Я мог бы его арестовать.

– За что?

– По подозрению в убийстве, доктор.

– Какие у вас улики?

– Вы их носите в своем рюкзаке.

– Он отрицает, что имеет к этому какое-то отношение, и ни на теле, ни на месте происшествия нет ничего такого, что уличало бы его.

– Кто-то убил беднягу. В дне пути от деревни и так, как не мог бы убить ни один белый человек.

– В самом деле, сержант? Если вы так думаете, значит, вы не проводите достаточно времени среди белых людей. Я выяснил, что есть совсем мало того, на что они не были бы способны.

– Вы не понимаете, доктор Уортроп. Эти люди дикари. Человек убивает своих людей – и хвастается этим! Убивает их, чтобы спасти! Скажите, какой человек на такое способен?

– Ну, сержант, первое, что приходит на ум, это библейский бог. Но я не стану с вами об этом спорить. Как вы поступите с Джеком Фиддлером – это ваше дело. А мое – выяснить, что произошло с моим другом.

– Он мертв.

– Я никогда в этом особо не сомневался, – сказал Уортроп. – Однако наше интервью с окимаканом показало, что возможно… – Он покачал головой, как бы отгоняя свою мысль.

– Что? Что Джек знает, где он?

– Поправьте меня, если я неправ, но не бывает ли так, что огимаа изолирует жертву нападения вендиго в надежде «исцелить» ее? Ведь исполняются какие-то заклинания, молитвы, обряды, пока не уходит последняя надежда и жертву не умерщвляют?

Хок фыркнул.

– Кажется, вы хватаетесь за соломинку, доктор. Он ведь сам сказал: ему безразлично, что случается с нами. Мы не ийинивок . – Он произнес это слово с издевкой.