Анастасия Ясенецкая - Дом культуры

…То, что это Макс Кравцов – Граф Белое Крыло – с которым она познакомилась по Интернету, Яна поняла почти сразу. У нее чесался язык спросить у Макса, откуда он сам узнал про Светлое будущее, сколько народу отправилось исследовать этот непонятный Дом культуры, и вернулся ли кто-то. Но что-то ее сдерживало. А о Сергее Яна вспоминала почему-то все чаще. Своими мыслями о нем и о себе она и поделилась с Кравцовым. И сегодня утром (или это был вчерашний вечер?) Макс убедил Яну в том, что ее поиски себя явно развивались в неверном направлении…

– Янка! – Макс отвернулся от доски. – Глянь-ка!

Яна вздрогнула и посмотрела на доску – вся она была исписана буквами и цифрами, которые встречались на дверных табличках. – Видишь в этом какой-то смысл?

– Нет…, – Яна устало покачала головой. – Чушь какая-то. Хотя, я не математик. А ты?

– Я сисадмин, ну, компьютерщик… Программирую немного… Черт, что-то это должно значить!

– Брось! – Яна встала. – Будь ты хоть Нобелевский лауреат, ты же не жрал ничего два дня, кроме этих чипсов!

– Три дня, если уж точно. Не впервой. Вот без кофе реально ломает. Знаешь, раньше я выход отсюда находил без проблем. А вот сейчас почему-то заблудился. Хорошо хоть, тебя встретил.

– Да уж…, – Яна оперлась на парту, и обвела взглядом класс. Комната была освещена желтоватым рассеянным светом. Он шел из-за окон, однако, откуда конкретно, было не ясно – в нескольких сантиметрах от стекол находилась бетонная стена. Если не считать этой стены, да мумифицированного трупика учительницы, это был обычный класс. Три ряда парт, шкафы с наглядными пособиями, пожелтевшие таблицы на стенах, над доской висит черно-белый портрет Ленина.

В дальнем углу класса была свалка. Три металлических кровати без матрасов, на них – кусок целлофана, пара пыльных красных подушек и груды бумаги – страниц из книг. Яна уже успела рассмотреть эту помойку поподробнее. На одной из кроватей сидела голая пластмассовая кукла с копной рыжих волос. Вокруг глаз, на шее и руке игрушки расплывались иссиня-черные кляксы плесени. Кукла сидела верхом на противогазе, засыпанном то ли мелом, то ли гипсом. Рядом валялась облезлая деревянная пирамидка. На ржавых пружинах соседней кровати лежала еще одна кукла. У нее не было ни глаз, ни верхней части головы. Полуистлевшее платьице в дурацкий цветочек задралось, обнажая трусики ярко-красного цвета. Неестественно выгнутая нога куклы указывала своей ступней, заляпанной голубой краской, на мятую книжную страницу, на которой Ленин о чем-то беседовал с детьми…

– Слушай, – Макс отвернулся от доски. – Я тут подумал… Смотри, это же вроде, дом культуры.

– Угу, – Яна от нечего делать принялась изучать висевшую на стене ободранную таблицу «Животные и растения зимой»

– Чего здесь не хватает, как ты думаешь?

– Культуры? – Яна криво усмехнулась.

– Не, я серьезно. Тут же одни коридоры и маленькие комнатки, да? А ведь зал должен быть, верно?

– Верно…, – Яна перевела взгляд на Макса.

– Тебе он попадался? Я вот раз пять сюда наведывался, и ни разу не видел.

– Нет. А еще лестница. Тут же три этажа, или четыре даже… Лестница должна быть. А ее нет.

– Странная архитектура, не находишь?

– Очень. Честно скажу, на дом культуры это вообще не похоже. Вот хотя бы этот класс – на хрена он здесь?

– Знаешь, Ян, если найдем лестницу наверх, то, может, и выберемся.

– Это как?

– Там галерея наверху, остекленная. Стекло можно разбить, и выбраться. Спустимся как-нибудь. Я почти уверен, что это сработает.

– А…, – и тут Яна осеклась.

– Что такое?

– Слушай!

Макс прислушался. Из коридора явственно доносился приближающийся хруст плитки под чьими-то тяжелыми шагами…

…Трещина на кафельной плитке напоминала звезду. У Баревского она сейчас вызывала лишь одну ассоциацию – с десятью орденами «Алмазная звезда», хранившимися в ящике у него дома. Сам ящик был надежно припрятан за бачком унитаза. Узнай начальство об этом, Баревского по головке не погладили бы. Сочли бы подобный демарш пережитком, ненужными выкрутасами ИД-а. А ИД, как известно, настоятельно рекомендовалось использовать только для Дела. Но сам Андрей был уверен, что имеет право на это небольшое хулиганство – после всех тех неудобств, что приходилось терпеть. И всех его заслуг, конечно. Хотя, это тоже всего лишь капризы ИД-а, не более того. Раковая опухоль сознания. Как и та боль, которую он сейчас испытывал. Ее ведь тоже на самом деле не было. Все он ее создавал, ИД поганый, мощное оружие Андрея, которое его же делало беспомощным. И единственное преимущество заключалось в том, что сам Андрей, в отличие от большинства людей, знал о никчемности собственного ИД-а. И о том, что он сам наделен этим неудобным оружием временно…

…Весь мир, тем не менее, по-прежнему ограничивался треснутой плиткой. Поэтому Баревский собрался с силами и одним резким движением оторвал голову от пола. Рядом с трещиной-звездой на кафеле осталось загустевшее бурое пятно. Андрей потрогал разбитую губу и поморщился от боли. Потом пошарил рукой по кафельному полу в поисках очков. Они обнаружились неподалеку, одно стеклышко треснуло.

– Вот тварина! – с чувством выдохнул Баревский, надел разбитые очки и, постанывая, поднялся с пола. Ноги его не держали. Он оперся на стену, тяжело дыша. Из его носа, тоже расквашенного, смачно шмякнулась на пол густая капля крови. И растеклась еще одной звездой.

– Ну, товарищ полковник, – Андрей вытер нос рукавом и оглянулся. Но Полковника не было – очевидно, за то время, что Баревский валялся без сознания, он успел уйти. Это, конечно, опять ИД, но все равно Андрею было обидно. Раньше ему как-то удавалось избегать конфликтов с Полковником. Но сегодня тот дал волю рукам. Ну, и ИД-у своему в чем-то тоже. Да, в этом весь Второй. Ему есть за что держать зло на всех и вся. Но он хоть, в отличие от идеалиста и мечтателя Первого, делал дело, и многого достиг. Благодаря своей железной дисциплине, куда уж без нее! И того же он требовал от других. Непослушание тут же наказывалось. Баревский попытался мысленно оправдать себя. «Ну, пошалил немного, ну пошел на поводу у ИД-а своего», – думал он. – «Подумаешь, незапланированное впрыскивание! Сырье ценное, видите ли, разбазарил! Подотчетный семенной фонд! Зачем же сразу морду-то бить? И, кстати, с совоборотнями у нас сейчас напряженка. А концентрация у меня уже скоро восстановится»…

…С молодым явно было что-то не так. Он в последнее время слишком много стал себе позволять. И чего-то парень не договаривал, хитрил, гаденыш.

Баревский медленно брел по коридору Дома культуры, размышляя о том, что же могло случиться с его воспитанником. «Ведь Она же намертво привораживает, полностью подчиняет, – думал Андрей. – А этот словно способ нашел…»