Александр Кузнецов - Мир, в котором я живу… сборник I

Кузнецов А. С., Конкурс самодеятельности

Я не помню, как наступил рассвет. Было ли вообще это явление в тот день?! Не знаю. Но несмываемой краской в моих воспоминаниях написан тогдашний бой. Он словно книга жизни, всегда открыто лежит на рабочем столе моей памяти.

Копченое небо нависло над нашим батальоном. Оно было истерзано бесконечным потоком дыма. Земля, что нами возделана, будто маленькое дитя, дрожала от осадков в виде гранат и пушечных снарядов. Вспышки выстрелов на горизонте раз за разом сбивали с ног кого-то из бойцов, отправляя их далеко-далеко от войны, где нет выстрелов и боли. Некоторые нарочно падали от страха и утыкались лицом прямо в земь, другие просто теряли сознание.

Мы шли на прорыв. Необходимо было откинуть немецкие силы на пару километров назад. Отступать нельзя.

После артобстрела, командир мой, Саша Румяный, подал команду «к бою»! И мы с криками «ура» бежали на противника. Но войско редело, встречая сопротивление на пути. От адреналина, который в тот момент был в сосудах вместо крови, я даже не чувствовал веса винтовки в своих руках. Она стала частью меня. Я старался не думать о страхе, который так и норовил сделать мне подножку. Пули свистели в метре от меня, что казалось, вытяни я руку в сторону и тут же её пронзит острая боль. Крики раздавались со всех сторон. Это были самые разные крики: команды, предсмертные стоны, зовы о помощи. Я видел, как мои товарищи, такие же, как и я, падали замертво.

Не помню, как меня ранили и откуда. Мне казалось, я бежал без устали до конца. Лишь в последний момент, когда я опустил голову, то увидел выжженную траву перед собой и понял, что уже лежу. Даже упав, мне думалось, что я бегу и вот-вот запрыгну во вражескую траншею. Однако тело рядового Василькова, раненое в грудь осколком, раскинулось в жерле битвы, умиротворившись средь бушующего зла. Больше я ничего не помню о том дне, но поверьте, я не хотел бы знать и этого. Ведь леденящим эхом в моей голове навечно звучит пальба и стоны моих товарищей.

Солнце коптило июньский день. Тёплые лучи втаптывали меня в землю. А я, словно река, стремился по улицам города. Зной. В такую погоду хочется прятаться, но тогда, я, почему-то, не мог этого сделать. Меня ждало очередное испытание. Мне слышался шёпот приключения, что внутренним зовом тянул к себе. Я не знал, что это, но я чувствовал, что очередная волна жизни вот-вот обрушит на меня нечто небывалое. Вокруг никого не было. Казалось, город вымер. А мне одному суждено было выжить и скитаться по каменным джунглям. Иногда мою спину облеплял поток жаркого воздуха. Ветер, и тот был в команде, уносящих силы, температур.

Но вот, пройдя почти половину города, я увидел человека. Сначала я подумал, что это статуя. Но такой необычайной профессиональности, что я никак не мог понять, что же её отличает от реального человека. Однако, как только это мужчина сказал мне «здравствуйте», то я, чуть было, не упустил почву из-под ног.

Я ответил ему «добрый день» и внимательнее вгляделся ему в лицо. Меня, конечно, посетила мысль, что я делаю это не очень-то деликатно. И всё же поделать с собой ничего не мог.

Всё смотрел на него и смотрел. Меня беспокоило, что в лице этого человека явно чего-то не хватает. Он был уже не молод. Точный его возраст определить было сложно.

Мужчина, наконец, не выдержав мой наглый взгляд, сказал: «Вам, молодой человек, не стоит себя слишком-то утруждать, чтобы понять, что же не так в моём лице. «Но как вы догадались?» – спросил я. В ответ он цокнул языком и сказал: «Ну, если же не учитывать во внимание вашу бестактность и сверлящие глаза, то вы далеко не первый, кто таким образом рассматривает меня.» Я поморщил лоб и спросил: «Так раскройте же мне эту тайну, откройте для меня этот занавес неведения!»

Он сделал жест рукой, чтобы я подошёл, а потом тихо заговорил: «Понимаете, хотите верьте или нет, но у меня рак улыбки! А отсюда вам и кажется, что что-то не в порядке. У меня нету даже мимических морщин, которые людям приносил их улыбка.»

Я был в растерянности. Даже не знал, что можно ему ответить. Меня словно осыпали снегом в этот пепелящий день. «Рак улыбки?» – сомневаясь, я задал вопрос. Он в ответ кивнул головой. «Но, но разве такое возможно?!» – не унимался я. А мужчина продолжал с серьезным лицом отвечать и смотреть на меня, не улыбаясь даже глазами. Он был очень серьезен, и мне было совсем не ведомо, что сделать, чтобы его рассмешить. «А вы смотрели хорошие комедии?» – поинтересовался я. Он утвердительно сказал: «Да, я смотрел много хороших комедий…» Мы присели на лавочку у входа в большой магазин. И я спросил: «И вы не смеялись, когда смотрели их?» В ответ на что, он покосился на меня и сказал: «А вы, молодой человек, забыв дома тетрадь, пишете в ней, придя на урок?» Я тогда, не совсем поняв, ответил: «Как же я могу писать в той тетради, которую забыл?!» Он похлопал меня по плечу и сказал: «Браво! Но ведь вы можете запоминать, что вам расскажут на уроке?!» «Вполне» – отвечал я: «У меня отличная память!» Он наклонился ко мне поближе: «Вот так же и у меня, я смотрю хорошую комедию и смеюсь как безумец, но вряд ли вы заметите это, если будете сидеть рядом! Моя душа хохочет, ничуть не уступая вашему смеху, юноша. Однако уста мои не в состоянии разразиться в судорожном смехе или хотя бы улыбнуться вам. Всё, что я могу для вас сделать, это сказать „ха-ха“, конечно, если вам это очень поможет…»

Но торнадо неведения совершенно вскружило мне голову. Я смотрел на него, как на картину Рафаэля Санти, или как на строительство пирамиды Хеопса, или, в конце концов, как на библейского Адама. Неулыбающийся человек – феномен, но я видел его лицо. Стоит сказать, что это было очень жутко.

Я общаюсь с этим человеком вот уже спустя пять лет с нашей первой встречи. Он оказался очень интересным и веселым. Мы вместе ходим на комедии в кино и театр. И знаете, я чувствую, что мы оба смеемся до слез, хотя уголки его губ никогда не расходятся в улыбке. Он научил меня понимать, что не всё в этой жизни мы должны видеть, очень многое необходимо чувствовать. И если же кто-то не улыбается, или же не плачет стоя перед нами, то это не значит, что этого не происходит в его душе…

Впервые меня взяли в поле на погрузку соломы, когда мне было всего шесть лет. Конечно, помощи от меня большой не ждали, что, собственно, и оправдалось. Я оказался там лишь потому, что родителям было не с кем меня оставить. Сейчас я с улыбкой вспоминаю тот жаркий день, который я со своей роднёй провел в поле. Когда я прибыл туда, сено уже давно было скошено. Желтые соломины, похожие на лапшу, лежали на поле. А мой дядя Володя подгонял трактор с телегой, чтобы начать погрузку. Народ стоял вокруг машины, что-то показывая трактористу.