Андрей Кайгородов - Вибрирующая реальность. роман

Мужик со всего размаха ударил кулаком по столу. Пластиковый стакан Вазяна подпрыгнул и упал набок, пиво из него вылилось.

Вазян приподнялся из-за стола, для того чтобы уйти. Пиво было разлито, пьяный бред рабочего ему порядком поднадоел, да и, собственно говоря, пора уже было идти.

– Куда – рявкнул мужик, вошедший в раж – сядь, я еще не закончил.

– Заканчивайте без меня – превозмогая страх, произнес Вазян.

– Ты чего сявка, вякать вздумал, сядь я сказал, историк недоделанный.

Пьяные глаза мужика налились кровью, толстая жила, разделяющая лоб пополам, вздулась и было заметно, как она пульсирует.

– Всего доброго – монотонно произнес Вазян и направился к выходу, под прицелом любопытных глаз посетителей кафе.

– Пидор гребанный.

Услышал он, брошенную ему в спину, словно финский точеный нож, фразу. Народ притих, все устремили свои любопытные взгляды на Арнольда, будто вопрошая его – «ну что трусливый заяц, ответишь ему или бросишься наутек?»

Вазян пошмыгал носом, поморгал глазами, развернулся, сделал пару шагов в сторону неприятеля и со всего размаха заехал мужику в ухо. Удар был такой силы, что пьяный рабочий грохнулся на пол. Вазян победным взглядом терминатора осмотрел публику, театрально закурил и развернулся в направлении выхода.

– Ваши документы.

Перед искусствоведом стоял милицейский наряд. Сержант – мужчина лет сорока и двое молодых парней, еще не имеющих никакого звания.

– Поднимите его – скомандовал сержант.

Помощники подняли матерящегося мужичонку на ноги.

– Итак, ваши документы – грозно произнес сержант, злорадно пялясь на Вазяна.

Арнольд пошарил в карманах и достал студенческий билет. Сержант недоверчиво взял корочку, как-то брезгливо открыл ее и начал читать вслух, добавляя свои комментарии.

– Арнольд Вазян, да, странно, что не Шварцнегер. Более существенного ничего нет?

Вазян был на грани обморока, за годы учебы в университете у него выработалась стойкая неприязнь к работникам правоохранительных органов. Лишь только ему случалось увидеть милиционера, как его спина в тот же миг покрывалась легкой испариной, сердце начинало интенсивно стучать, в горле пересыхало, а в коленках образовывалась дрожь.

– Я не понимаю – пролепетал, словно нашкодивший ребенок, Вазян.

– Чего именно вы не понимаете? Мне нужен документ, удостоверяющий вашу личность: паспорт, права, документ, на котором стоит печать МВД.

Вазян сглотнул подкативший к горлу ком.

– Пройдемте – сухо произнес сержант – этого тоже в машину – скомандовал он ребятам.

«Красивый город» – думал Арнольд, сидя в милицейском бобике. Из окна патрульной машины его взору предстала ночная Москва. Горящие разными огнями витрины магазинов, рекламные плакаты, залитые неоновым светом, спешащие по домам прохожие, гуляющие иностранцы, целующиеся влюбленные пары, машины, светофоры, фонари и чудесная архитектура старой Москвы, все это проплывало мимо Вазяна, как в каком-то фантастическом сне. «Должно быть, непросто приходится архитекторам – подумал Арнольд – нужно придумать, затем начертить, все комнаты, каждую завихрющку, воссоздать на бумаге, а после воплотить в жизнь, так чтобы стояло веками. И вот через сто лет, а может и двести, я еду в этой машине и любуюсь этим домом. Все-таки велика сила искусства». Вазян улыбнулся, но тут же черная мысль, обрушившаяся на него словно проливной дождь, заставила его занервничать.

«А что если меня везут на Лубянку и дело касается вовсе не этого пьяницы?» – подумал Вазян.

На его лбу проступил холодный пот, руки стали нервно трястись.

«Иностранцы, контракт, КГБ, шпионаж, мать твою, вляпался».

Вазян зажмурился, закрыл ладонью лицо, чтобы хоть как-то спрятать внезапно нахлынувшее волнение.

– Гнида буржуйская – скрежетал зубами мужичок – давить таких надо. На рабочий люд руку поднял, загрызу суку.

– Заткнись там – рявкнул сержант.

Мужик сжал челюсти и громко заскрипел зубами, сверля Вазяна ненавистным взглядом.

В отделении милиции Арнольда завели в кабинет, а униженный пролетарий остался сидеть в коридоре.

Вместе с Вазяном в комнату вошел сержант и один из молодых милиционеров, вихрастый белобрысый здоровяк с глазами спаниеля.

– Садись – сказал сержант.

Вазян присел.

– Петя – обратился сержант к коллеге – чего там у нас по наркоманам?

– Вроде в этом месяце план сделали, даже сверх нормы. На прошлой неделе притон накрыли, генерал лично поздравил.

Сержант пристально посмотрел на Вазяна.

– По кражам?

– Дак э-э, много висяков – пробубнил Петя – но этого-то вроде в кафе взяли, хулиганка.

– Хулиганка – задумчиво произнес сержант – портите вы нам показатели молодой человек. Что у вас там стряслось? – обратился он к Вазяну.

– Я просто сидел, этот подсел ко мне, начал нести непонятно чего, кричать я рабочий, рабочий, затем пролил мое пиво и стал меня обзывать.

– Как обзывать? – перебил его сержант.

– Он – замялся Вазян – ну, гомосексуалистом меня назвал, только в грубой форме.

– Пидором, что ли?

Вазян нелепо кашлянул.

– В общем, я ему и врезал – выдохнул Арнольд, произнеся последнее слово практически шепотом.

– Не понял – переспросил сержант – что сделал?

– Ударил – негромко произнес Вазян, чуя за собой неизгладимую вину, и опустил глаза. Напряжение было таким чудовищным, что Арнольд был готов вот-вот расплакаться, словно кисейная барышня.

– Я не хотел – добавил искусствовед, шмыгая носом – он сам вынудил меня.

– А я вот тебе сейчас нехотя засуну в задницу эту резиновую палку, а затем достану и заставлю облизать.

Сержант достал из кармана платок и звучно высморкался. Арнольд опустил голову, ему было страшно и стыдно. Он стыдился своих слез, которые уже не мог сдерживать. Они, словно моросящий дождь, предательски текли по его щекам, и падая, впитывались в одежду.

– И что мы молчим, Арнольд Шварцвазян?

Арнольд вытер ладонью мокрое от слез лицо.

– Я не знаю что сказать.

Сержант, открутил колпачок с шариковой ручки, достал стержень и принялся ковырять им в ухе.

– Где и кем вы работаете?

– Учусь в аспирантуре. Я искусствовед – пробормотал Вазян в нос.

– Искусствовед – загоготал сержант – сделай мне минет.

Вазян молчал, слезы куда-то пропали сами собой, лишь соленые разводы от них слегка пощипывали раскрасневшиеся щеки. Арнольду был ненавистен этот кабинет, мерзкий сержант с бульдожьей рожей, и даже молодой вихрастый милиционер, который по большому счету ничего плохого Вазяну не сделал. И, напротив, тот пьяненький мужичонка, которому Вазян заехал в ухо вдруг предстал перед ним в ином свете. Арнольду стало жалко этого уставшего, раздавленного жизнью и вечными проблемами рабочего человека. «Ведь по большому счету он не виноват – думал Вазян – он выбрал себе профессию по душе и отдается ей без остатка, пашет, как папа Карло, а получает гроши. Что же ему человеку труда делать, куда податься, нужно кормить семью, поставить на ноги детей, да просто получать за свой труд, и жить не думая о том, откуда завтра брать деньги сыну на завтраки. Чтобы хоть раз в своей жизни он смог с семьей съездить в Турцию или Египет. Наболело у человека, вот он и высказал, а то, что я встретился на его пути, бывает. Прости меня мужик» – мысленно покаялся Вазян, смотря в пол.