Елена Нестерова - Только ты знаешь дорогу к небу!

Я резко оттолкнула её, и она, не удержавшись, упала на пол и ударилась головой о край стола. Я поняла, что нам пора бежать отсюда, но там, где раньше была дверь, стояли посетители бара, загородив её. Все их приветливые улыбки превратились в страшные гримасы. Эти люди стали надвигаться на нас, всё больше оттесняя к стойке, а та открылась, впуская нас в кромешную темноту. Дверь за нами захлопнулась, и тут же заскрежетал засов.

– Вот мы попали! – констатировал Антон наше нынешнее положения.

Я была с ним полностью согласна: попали мы не по-детски.

А что дальше?

Ехидный смех старухи прямо за дверью ещё раз убеждал меня, что мы попали в западню. И похоже, она была спланирована заранее: кто-то следил за нашим приближением к посёлку, а может быть, и раньше. Сначала нам казалось, что в это помещенье никогда не проникает солнечный свет, но, когда наши глаза привыкли к темноте, мы заметили, что сквозь плотно сбитые доски всё же просачиваются частицы света.

Макс стал ощупывать стены, пока не обнаружил наиболее слабые доски. Несколько сильных ударов – и они вылетели наружу, впустив лучи заходящего солнца. Мы поспешили выскочить из западни. Край плато лишь на пару шагов отступал от сарая, в котором нас заперли. Мы заглянули за него, а он даже и не собирался ускользать.

Это место было особенно странным. Оно не походило ни на одно из тех мест, где мы уже побывали. Здесь были цвета и запахи, и люди казались более живыми, и край плато не убегал от нас, не прятал свои секреты, а будто бы наоборот, спешил их открыть. Мы были не против и посмотрели вниз.

По земле стелился розовый туман. Видимо, рассвет только начал свой путь по пыльной дороге, которую мы увидели. Телега катила по ней медленно и вскоре совсем остановилась. С неё слезли двое мужчин в подпоясанных кушаками вышитых рубахах. По тому, как они были одеты, мы приблизительно догадались, к какому веку принадлежат эти события. Мужчины смахнули с телеги сено, которое было лишь прикрытием того, что лежало под ним. Я вскрикнула и велела детям закрыть глаза. Они послушались, а я с неохотой посмотрела вниз.

Мужики стащили с телеги обнажённое и окровавленное тело женщины с длинными русыми волосами. Они тащили его волоком к лесу, и на мокрой траве оставались багровые следы. Затем один из них вернулся и небрежно сдёрнул с телеги ещё что-то – это был мёртвый младенец. Он бросил его рядом с женщиной и принялся рыть яму. Он работал быстро и, видимо, торопился успеть до того, как по дороге потянутся телеги, а второй то и дело вытирал лицо рукавом и старался не смотреть в сторону истерзанных тел.

– Что встал? Рой быстрее! – окрикнул его первый. – Им уже ничем не поможешь, а если нас застукают здесь, не жди милости от барыни. Она всё на нас свалит, и тогда мы пропали.

– Как же так можно, Вася, без молитвы да в яму? Дай я хотя бы перекрещу его. Грех ведь это!

– Грех! И не будет нам с тобой прощения, но коли откажемся барыне помогать, она нас с тобой так же в лесу закопает, и Марфу твою и дочерей. Ты этого хочешь, окаянный? Копай быстрее и сопли подотри, а то смотреть на тебя тошно!

– И не смотри, коли тошно, а я всё же прочту молитву за упокой, может, им легче от этого будет на том свете, да и нам зачтётся!

Мужик перестал копать и начал читать молитву. Потом он снял с шеи крестик и повесил на шейку младенца.

– Покойся с миром, бедное дитя!

Времени оставалось мало, солнце уже поднималось из-за леса, и они положили тела в неглубокую могилу, а сверху засыпали их окровавленным сеном с телеги и только потом землёй.

Тот, что носил имя Василий, набросал на могилу поломанные ветки и траву, а второй перекрестился и пошёл к телеге. Когда вся работа была сделана, они уехали прочь. Но не успели мы отойти от шока, как телега вернулась с этими же людьми, но одетыми уже по-другому. Всё так же было раннее утро, но лето сменилось осенью. И уже по опавшим листьям они тащили окровавленную и изуродованную девочку лет двенадцати.

И так множество раз они приезжали и закапывали в лесу женские трупы, всё дальше и дальше удаляясь в чащу. Кладбище росло, а похоронная бригада работала всё быстрее и быстрее.

Казалось, что их уже не волнует, что они закапывают. Их сердца окаменели и перестали чувствовать, но однажды Василий упал на колени возле очередной жертвы и разрыдался.

Он бережно поправил холстину, в которую она была завёрнута, чтобы прикрыть обнажённую девичью грудь.

– Не печалься, Машенька, скоро и мой черёд настанет, тогда и свидимся, дай Бог! А коль не свидимся, прости ты меня, ирода окаянного, собаку лютую! Погубил я тебя, не уберёг. Будь проклята эта ведьма!

Я больше не могла смотреть и плакать тоже не могла. Чёртово место, здесь можно сойти с ума. И нет никакой возможности выплеснуть свою боль наружу. Но когда я подняла глаза, то увидела прямо перед собой в тёмном небе множество почти прозрачных фигур. Они держались за руки и, так же как мы, смотрели вниз. Когда я отвела глаза от тех ужасов, что продолжали происходить на земле, туманные тела посмотрели на меня и улыбнулись. Все они были молодыми женщинами или даже девочками-подростками. Такие красивые, умиротворенные лица. Длинные белые саваны прикрывали их до пят. Они помахали нам рукой и перекрестили нас, пытаясь хоть как-то уберечь от грозящей опасности. Затем они медленно растаяли с последними лучами солнца, и наступила ночь.

– Господи, что там происходит? Они маньяки, что ли? – спросил нас Макс, понимая, что, наверное, мы знаем об этом гораздо больше, чем он.

Но я пожала плечами. Лишь Александр закрыл лицо руками и прошептал:

– Нам надо уходить как можно быстрее, пока ночь настала. Это наш шанс. Девочки, беритесь за руки и идём вдоль кромки плато, пока не выйдем из этого посёлка.

Так мы и сделали, и шаг за шагом мы всё дальше удалялись от опасного места. За ночь мы отошли от поселения на достаточное расстояние, но чувство тревоги не покидало меня. Я была просто уверена, что нам ещё придётся туда вернуться. Утром я убедилась в правоте своих ночных мыслей. Солнце вставало в той стороне, откуда мы бежали. Посёлок был конечной точкой этого мира.

Утром мы собрались на совет, но только взрослым составом. Антону было поручено следить за девчонками и увести их на небольшое расстояние от нас, чтобы те не слышали, о чём мы говорим, дабы лишний раз не пугать их.

– Александр, может, вы поделитесь с нами своими предположениями? – стала просить я.

– Конечно, мои дорогие. Но это просто догадки. Так как я всех ближе к той эпохе, о которой идёт речь, я и помню больше всех. Эту женщину зовут Салтыкова Дарья Николаевна. Убийца и душегубка, своих крепостных она изводила только ради забавы и удовольствия. Умерла в 1801 году в подземной яме Ивановского женского монастыря, куда была заточена по приказу императрицы Екатерины Второй.