Елена Иваницкая - Пишем ужасы. Роман

Но всякий жанровый текст начинается, как шахматная партия. Гамбитов не так много. В моем случае устранить родителей легко, потому что из действующих лиц трое уже студенты, а шестнадцатилетняя Полина доверена ответственности взрослых братьев.

Разыгрываем известный дебют: четверо молодых людей отправляются на природу. Мотор по дороге не глохнет, благополучно приехали. Понимать надо так, что приехали в старый деревянный домик: дача с застекленной верандой. Создаем дистанцию: домик на отшибе, садовое товарищество не так близко, райцентр совсем далеко. Впрочем, несколько домов размещаем поближе. Они тоже принадлежат садоводам, но выстроены в стороне. Организуем незнакомую обстановку: строеньице недавно куплено со всеми «потрохами», настоящую дачу на этом месте еще предстоит возвести, но молодежь решила воспользоваться тем, что есть. Наверное, Полина с братьями там уже бывала.

Необходимые условия: Интернет не ловит, мобильной связи нет. Только в садовом поселке кое у кого местные телефоны. О чем еще не забыть? На даче забора нет, ставней нет, электричество есть, вода есть, удобства на дворе и овраг на пути к ближайшим соседям.

Повествование от «объективного автора» с неявным уклоном к сфере восприятия одного из персонажей.

Братьев, разумеется, делаем близнецами. Ради намека на вопрос, кто же из них погибнет, потому что в близнечных мифах один брат смертный, другой бессмертный.

– Ходить в лесу – видеть смерть на носу: медведь задерет, – страшным голосом сказал Виктор. – Был бы лес, будет и леший. Поле слушает, а лес смотрит. Вы же чувствуете, что кто-то за нами подглядывает?

– Подожди, потом испугаешь, – остановила его Полина. – Пусть Рома ужасы рассказывает. Помнишь еще что-нибудь?

– Конечно. Вот отличный ужас. Во втором номере Вестника. Просто классический. Появился законопроект. Не помню, кто и куда его внес, – может, императору на подпись, но суть была в том, чтоб не пускать на судебные заседания студентов и женщин. Заметка называлась «Ограничение судебной гласности», но доказывала, что ни малейшего ограничения гласности тут нет. Учащимся учиться надо, в судах им делать нечего. От присутствия в зале женщин разбегается внимание адвокатов и судей, а им нужна сосредоточенность. Так что законопроект не только не противоречит идеалу гласности и публичности, а напротив того. Если двери суда закрываются для части публики, то исключительно для пользы судопроизводства и самой публики. Это близко к тексту излагаю, а теперь дословно. «Надо же верить компетентным судебным органам! Как справедливо выражено в мотивах законопроекта…»

– Это не ужасы, а государственное вранье, – посмеялась Полина. – Про жуть давай.

– Вот тебе жуть. Папоротник, он для погребальных венков, а ты его на себя надела.

– Глупости! Суеверия дурацкие! Что ж ты сразу не сказал!

Полина сняла венок, задумчиво подержала, размахнулась, словно хотела отбросить подальше, и вдруг нахлобучила Роману на голову: на тебе! Получилось на редкость красиво. Зеленые листья над загорелым лбом, и кудри черные до плеч, и светлые глаза. Полина присмотрелась, скептически выпятив губы, и потребовала фотоаппарат: вообще-то здорово, тебе идет. Лиру в руки – настоящий Орфей!

– Как странно, – не удержавшись, сказала Катя, – вы же близнецы-двойняшки, а такие разные, что не всякий догадается, что братья.

– Вовсе не разные, – почему-то обиделась Полина. – Совершенно похожи. Друг на друга и еще на меня. Особенно глаза. Большие, голубые и ресницы в полпальца. Просто у Ромы волосы длинные, а у Вити короткие. И щетина эта трехдневная. С ней Витя не на Орфея, а на разбойника похож.

– Благородного, надеюсь? – спросил Виктор, а Роман с комическим пафосом указал на синий девиз своей белой футболки: «Свобода! Неравенство! Братство!»

Решившись, Катя обеими руками сняла с Романа венок и надела на Виктора. Нет, не разбойник. Победитель в лаврах. Атлет-олимпиец или полководец-триумфатор. Хотелось сказать об этом, но слишком напыщенные сравнения как-то неловко было выговорить. Помолчали. И молчание застыло, долгое и приятное.

– Вообще-то домой пора, – наконец, вздохнула Полина. – На сегодня приключений хватит.

– Не хочу пугать, – строго, хмуро сказал Виктор, – но, кажется, мы заблудились.

Теперь встало молчание тяжелое и придушенное. Посмотрели вокруг. Солнечно-зеленая красота повеяла зловещим.

– Да ну тебя! – шепотом вскрикнула Полина. – Тропинка рядом, мы же совсем чуть-чуть отошли.

– Где она? В какой стороне?

– Сейчас поищем. Только все вместе!

– Подожди, – так же мрачно сказал Виктор. – Есть древний народный способ. Почему он действует, неизвестно, но действует. Нужно снять шапку, рукавицы и надеть наизнанку. Если не помогает, то вывернуть тулуп. Правда, у нас ни рукавиц, ни тулупа. Но можно иначе. Когда заблудились несколько человек, кто-то должен поменяться одеждой. Мы с Катей сейчас поменяемся, а потом уже поищем.

Виктор положил венок Кате на колени и медленно стянул черную майку. Полина успокоилась и хихикнула. Катя занервничала, засмотрелась. Широкие плечи, гладкий загар, накачанность именно такая, как надо, когда в меру и красиво, а не чересчур. Взяла себя в руки, смело сняла маленький фиолетовый топик. Ей тоже стыдиться нечего. Моднейший черный с зеленым купальник, плечики острые, талия – двумя пальцами обхватить.

– Жил на свете рыцарь бедный, из-за дамы он страдал, – ехидно-насмешливо проскандировал Виктор. – Он себе на шею топик вместо шарфа повязал.

И повязал топик себе на шею. Катя натянула черную майку, встала, подхватила венок, надела на голову. Длинная майка достала до края коротеньких шортиков. Получилось платье супер-мини. Все хорошо. Только бы Полина опять не обиделась. Очень уж она любит быть в центре внимания.

– А еще косы надо распустить, – мудро вспомнил Виктор. – Давай, сестреныш, спасай положение.

Все встали. Полина медленно, напоказ расплела тяжелую косу: не колосок, а целый сноп. Спросила: ну, теперь видите тропинку?

– Да, сама нашлась, – указал Роман. – Я другого не могу понять. Вот это – как сюда попало?

Надо же, седой валун оказался куском бетонной плиты. Почему-то стало смешно. Настоящее чудо, хотя ужасно нелепое. Валуны растут сами, но кому и зачем понадобилось тащить сюда бетонный обломок? Кто и как умудрился его дотащить? Впряглись, как бурлаки, и поволокли? Эй, ухнем!

– Теперь направо, – объяснял Роман, – перейдем через ручей, поднимемся на просеку, а там выйдем к дому с другой стороны.

Тропинка послушно привела к ручью. Или даже к речке, если ручей можно перешагнуть, а речку уже нельзя. Появился мостик – две досточки без перил, подпертые обрезком деревянной шпалы и сколоченные поперечными рейками. Зелено-коричневая вода катилась сонно и неслышно, ее движение угадывалось только по блеску золотых зайчиков. Солнце клонилось к закату, длинные лучи, налившиеся темным медом или морковным соком, прокалывали густые кроны вкось. Переходили по одному и останавливались: с мостика особенно красиво было смотреть. Ай! Катя угодила металлическим каблучком в трещину, да так, что пришлось вынуть ногу из сапога, дохромать до берега, а Виктор долго выкручивал каблук из ловушки. А потом помог обуться. Как принц Золушке.