Игорь Фарбаржевич - Сказки для Евы

– Плёнки внутри не было? – спросила гевэрэт Берон без всякой надежды услышать положительный ответ.

– Была, – сказал хозяин дома.

– И… где она?.. – затаив дыхание, произнесла гостья.

Вместо ответа женщина достала из ящика буфета небольшой толстый конверт и положила на стол.

Госпожа Хава, не веря в то, что сейчас увидит, вытащила из конверта пачку старых фотографий. Без спешки достала она из сумки очки – сказывалось самообладание хирурга – надела их и взглянула на первое фото. Со снимка на нее, улыбаясь, смотрела молодая стройная женщина; положив руку на деревянные перила, она стояла на крыльце флигеля.

– Мама! – тихо произнесла госпожа Берон дрогнувшим голосом. – Моя мама!..

Остальные фото она разглядывать не стала, с согласия хозяев спрятала конверт в сумку, чтобы посмотреть их потом, наедине, в гостинице. Туда же в сумку ей положили и фотоаппарат.

После такого невероятного события гевэрэт Берон пригласила всю семью в Израиль и обещала принять, как самых близких и дорогих родственников. Билеты и проживание в гостинице она брала на себя.

Потом её провели по всему дому. Но радости эта экскурсия не прибавила. Ощущение было тем же, что и в городе – комнаты, которые помнились ей большими и высокими, оказались маленькими и низкими. К дому была пристроена новая веранда. Кроме того, вся мебель во флигеле была другой, да и комнаты, видно, не один раз перелицовывались ремонтом. От того дома почти ничего не осталось, даже запахов. Впрочем, войдя в бывший папин кабинет, госпожа Хава с радостью увидела один из его книжных шкафов, в котором наряду с собраниями сочинений советских лет, стояли знакомые кожаные корешки старинных книг с золотым тиснением, и на какой-то миг душа её притронулась к Прошлому.

Когда гевэрэт Берон, простившись с хозяевами флигеля, вышла во двор, к дому уже подъехала «скорая», вызванная главврачом детской больницы. «Госпожа профессорша» объяснилась с доктором «скорой» и направилась к арке. Она вновь подумала о той драгоценной ноше, которую несла с собой. Мысли тут же переключились на фотоаппарат «Никон», который она оставила в гостинице, так как снимать в сумерках зимнего дня было бы глупо. Завтра утром она обязательно сюда вернётся и сфотографирует флигель при солнечном свете.

Подходя к арке, Хава обернулась, чтобы запечатлеть в памяти кусок своего Детства.

…И в тот же миг декабрьский вечер на её глазах превратился в июньское утро тысяча девятьсот сорок первого года…

…Аппетитные запахи пирогов, фаршированной рыбы и куриного бульона с укропом – необыкновенные ароматы кухни, словно божественные облачка, плыли по всему дому, из комнаты в комнату, проникая во все щели, пока, наконец, не добрались до детской.

От всего этого кулинарного наваждения Ева моментально проснулась, и сразу же вспомнила, какой сегодня день. Ура! Воскресенье, пятнадцатое июня! Спать сразу же расхотелось.

Так всегда бывает. Когда с вечера помнишь, что у тебя утром куча дел, – вставать неохота. А когда знаешь, что завтра выходной, – обязательно проснёшься ни свет, ни заря. Но тем и хорош этот день, что, проснувшись, можно делать всё, что хочешь. Хочешь мечтать – лежи и фантазируй. Хочешь ещё поспать – повернись на другой бок и смотри хоть тридцать третий сон. А хочешь поработать в доме – вставай и трудись. Выбор большой. В будни такого себе не позволишь.

Но этот выходной был особенным – одновременно «днём веселья и днём труда»! Придётся здорово потрудиться, чтобы День рождения прошёл хорошо и весело. И хоть девять лет дата не круглая, но ответственная. Будет много гостей, и всех нужно принять от всего сердца, чтобы, уходя, каждый мог сказать, что у Евы Шварц был настоящий праздник.

Младший брат Лёвка испытывал небольшую зависть, потому что в его жизни таких праздничных дней было на два меньше. Не говоря уже о том, что День рождения Евы отмечали в середине июня, а Лёвку угораздило появиться на свет в начале февраля.

– Везёт тебе! – говорил он сестре с обидой. – На твой день рождения – и фрукты, и каникулы, и даже цветы!

– Фрукты для гостей, – отвечала Ева, – каникулы – для всех. А цветы дарят ещё и маме, и бабушке, потому что мы женщины. Тебе-то, зачем цветы, Кудряшка?..

Ева так назвала Лёвку, как только он родился, потому что его голова была сплошь из тёмно-каштановых кудрей. Лёвка их ненавидел! Ведь он мальчик, а не девочка! Несколько раз даже сам пытался их состричь, но бабушка Берта и думать об этом запретила:

– Успеешь ещё походить тифозным, холера на их голову! – говорила она, вспоминая годы Гражданской войны в городе Балте.

Лёвка действительно был похож то ли на ангела, то ли на херувима со старинных открыток, но больше всего на очаровательную еврейскую девочку. Впрочем, на какую же ещё?

Пряные запахи ванили, гвоздики и кардамона щекотали ноздри и манили к столу, приговаривая: «Открывай-ка рот, дружок, я – румяный пирожок!..»

Это бабушка Берта уже с раннего утра жарила, пекла, варила, а может быть, и не ложилась спать вовсе. Воскресенье! Каждый проводит его, как хочет!

Вот в прошлом году День рождения Евы выпал на субботу, и это доставило всей семье некоторые неудобства.

Тоже проблема, скажете вы. Ну, какая разница, когда его праздновать! Любой день недели хорош для этого. Или в ту самую субботу не взошло солнце? Или посыпались на землю звёзды, как из разорванного кулька медовое печенье? А может быть, дождь пошёл снизу вверх, словно фонтан на городской площади?..

Нет, отвечу я, и солнце взошло, и звёзды не посыпались, и тёплый дождь, как положено, пролился из туч. Шабес или «священнвя суббота» для верующего еврея – значит куда больше, чем сам День рождения в субботу.