Игорь Фарбаржевич - Сказки для Евы

Этот роман для подростков – читающих и думающих, умеющих удивляться и радоваться каждому Новому дню, каким бы он ни был: солнечным или пасмурным; этот роман для очень молодых людей, которые, взрослея, сохранили в своей душе кусочек Детства; этот роман для тех, кто, прислушиваясь к стуку своего сердца, слышит в нём отзвук чужого.

20 декабря, в 10 часов 50 минут утра, белоснежный авиалайнер чартерного рейса Тель-Авив – Москва, со «звездой Давида» на хвосте, спустился подобно библейскому облаку с Небес и совершил посадку в Домодедово.

Огромный, шумный и суетный зал прилётов наполнился пассажирами израильского рейса, и была среди них статная пожилая дама с седыми стриженными «под мальчика» волосами, в короткой меховой куртке, меховых сапожках на каблуках и в чёрных брюках. Её сопровождали юноша и девушка в куртках и джинсах. Оба были красивы и неуловимо похожи на даму. И выглядела эта троица как бабушка и двое внуков.

Прилёт в точно указанное время обрадовал всех прибывших, но больше всего гевэрэт Берон, у которой было мало времени – всего-то три дня, – и потратить хотя бы час впустую считала она совершенно недопустимым.

Надо сказать, что гевэрэт Берон, то есть, «госпожа» на иврите, спешила не в Москву. Целью её поездки была детская больница маленького провинциального городка Зуева, которой она обещала подарить современную медицинскую аппаратуру.

Хава Берон была профессором, хозяйкой небольшой клиники микропедиатрии и считалась одним из лучших детских врачей не только в Израиле, но и в Европе.

Списавшись с властями Зуева и руководством детской больницы, получив отовсюду благодарственные ответы и приглашения, она решила вначале приехать сама – выяснить, что конкретно требуется, и уже вернувшись в Израиль, подготовить к отправке ценный груз.

Вы спросите, почему Зуев? С этого и следует начать нашу историю.

…А началась она летом, несколько лет тому назад, когда «зуевские следопыты» нашли на дне реки Искры странный немецкий танк времён Второй мировой войны, не похожий ни на один из танков Вермахта. Внутри обнаружили останки пятерых мужчин, но, самое главное, там же нашли стальной плоский сейф размером с портфель, в котором лежали нетронутыми – ни водой, ни временем! – рукопись книги «Восточный ветер» некоего штурмбанфюрера Рихарда Хольцмана и дневники его переводчика Лео. Когда сотрудники Зуевского Краеведческого музея совместно с представителями ФСБ ознакомились с дневниками, то оказалось, что подлинное имя Лео – Леонид Матвеевич Шварц, и что никакой он не немец, а наш советский человек, и не предатель, а герой. Кости немецких солдат отправили в Германию. Останки Шварца торжественно похоронили в общей могиле, недалеко от железнодорожной станции, где стоял Чёрный Обелиск Скорби. Он был поставлен после войны, в память о всех расстрелянных во рву, в дни немецкой оккупации. Внизу, под всеми именами высекли и его имя: «Шварц Леонид Матвеевич».

Вскоре после похорон стали искать его родственников, и спустя три года, осенью 2011 года, нашли живущую в Израиле Хаву Берон, профессора педиатрии, с европейским именем, в девичестве Еву Шварц, дочь Леонида Матвеевича. Узнав о драгоценной находке на дне Искры, госпожа Хава решила, во что бы то ни стало, посетить Зуев, где родилась и не была, страшно скзать! – целых семьдесят лет.

Однако прилететь самой не получалось – давал знать о себе возраст. Для любой женщины эта тема всегда была под запретом, но для госпожи Берон она, увы, оказалась слишком актуальной. Лететь одной в столь почтенные годы было тяжело, поэтому на семейном совете решили, что сопровождать её будут двое внуков – Леви и Хана.

Были они погодки – Хане двадцать пять, Леви двадцать четыре. Внук учился в медицинском университете, получил уже степень бакалавра, работал младшим ассистентом у бабушки. Завершив обучение и защитив диплом магистра, он должен был стать врачом четвёртого поколения в роду Шварцев.

Внучка же открывала новую стезю – училась на журналистском факультете Хайфского университета. В деканате Хана попросила неделю для поездки в Россию, чтобы написать большую статью, которая могла бы стать основой её диплома. Тема – российские корни семьи Шварцев, и, конечно, дружественные отношения между двумя странами. Под эту идею Хану освободили от лекций на семь дней, обязав вести «Дорожный дневник» о путешествии, и ежедневно помещать новости на университетском сайте.

Все трое хорошо говорили по-русски – об этом позаботилась госпожа Берон. Лишний язык никогда не помешает, убеждала она тех репатриантов, которые своих детей, а уж тем более внуков, не желали учить русскому. У неё же на этот счёт был свой резон. Каждый культурный человек в Израиле, говорила она, должен знать пять языков – иврит, арабский, английский, китайский и русский. Незнание китайского вызывало у неё чувство собственной ущербности, поэтому называла себя гевэрэт Берон «на четыре пятых культурной женщиной».