Сергей Дубянский - Египтянка

Для чего все это могло ему пригодиться, если война закончилась? Он надеялся, что все войны для него уже закончились, но продолжал оставаться солдатом – пожизненным солдатом на все времена, потому что ничего другого в жизни не знал. Хотя, может быть, и знал, но цена всего этого другого оказалась настолько мала, что просто потерялась в бессмысленной кровавой мясорубке.

Из другой жизни он помнил, что если хочешь, чтобы тебя заметили с вертолета, надо развести костер, называемый «индейский вигвам», а если предстоит пролежать на снегу всю ночь, то лучше разжигать «финский ракатулет» из толстых сосновых бревен. Еще он помнил до автоматизма, что надо делать, если перед тобой находится противник с ножом, два противника с двумя ножами, три противника с тремя ножами…

То есть, если анализировать прошлую жизнь, то оказывается, всю ее он готовился воевать. Война – это апофеоз его жизни. А теперь войны нет, и ему всего лишь надо решить, будет ли эта странная, неуверенная в себе девушка сидеть в их обшарпанной комнате и отвечать на телефонные звонки. Если б это была та женщина, которую он убил под Дубоссарами, то, наверное, не пришлось бы мучиться таким глупым вопросом.

Андрей вспомнил ее счастливый взгляд …Нет, той женщины больше нет, и она никогда не вернется!.. Я должен думать только об этой женщине!.. Моргнул, тяжело поднялся из-за стола и подошел к окну. Тишина угнетала, но Андрей знал, что не бывает просто тишины – бывает затишье перед боем или после боя, а просто тишины не бывает. Скорее бы вернулся Володя, с которым можно отвлечься от прошлого и решать примитивные проблемы, связанные с мешками, выполнять простейшие задания, которые он, тем не менее, считал боевыми…

Усилием воли и фантазии Андрей попытался представить новую секретаршу… как ее… Екатерину Алексеевну. Странно, но картинка не получалась. Бумажки, будто сами перекладывались на столе, сама поднималась телефонная трубка, сами собой нажимались клавиши, но за столом никого не было. Даже этот ужасный, словно извлеченный из старого чемодана, свитер он не мог представить. Над стулом витало непонятное облако, и сколько Андрей не вглядывался в него, не мог разглядеть человеческих черт. Облако колыхалось, словно от дуновения ветерка, и тогда в нем проступали, то ли ветки незнакомых растений, то ли какой-то мутный поток, который гораздо шире речки Оловянной, Днестра или даже родного батюшки-Дона. Хотя нет, это не могло быть никаким облаком или пейзажем, просто он забыл, как она выглядит и все.

…Совершенно идиотское состояние! Как я мог забыть то, что произошло час назад?.. Андрей решил проверить свою память – закрыл глаза и вжал их пальцами, пытаясь добраться до информации, которую сам для себя давно сделал запретной…

… – Выходи, сука, – услышал он собственный голос и почувствовал, что снова стоит на шаткой лестнице и обводит чердак бледно-желтым лучом китайского фонарика.

Девушка не пряталась и не пыталась бежать. Она лишь повернулась и отставила в сторону длинную винтовку с оптическим прицелом. Ее глаза смотрели совершенно безразлично, словно она не слышала приказа.

– Брось оружие и спускайся! – Андрей направил автомат ей в грудь.

Девушка неловко поднялась – низкий потолок не позволял ей выпрямиться в полный рост. На ней был тренировочный костюм; темные волосы забраны в хвост, а глаза… эти чертовы глаза… неужели она не понимает, что сейчас ее убьют?!

– Возьми. Хорошая машина. Жаль, патроны кончились, – она протянула винтовку, держа ее за ствол.

Андрей ощутил на прикладе глубокие параллельные зарубки, за каждой из которых скрывалась чья-то непрожитая жизнь. Андрею показалось, что снайперша специально отдала оружие именно таким образом.

– Сколько? – спросил он.

– Тридцать восемь, а что? – голос у нее звучал мягко, с чуть заметным южным выговором.

Андрей представил эти тридцать восемь живых, смеющихся пацанов. Что они делали? Да не важно, но они смеялись и были еще живыми. Это же целый взвод!

– Ты понимаешь, что с тобой сделают? – он взял девушку за руку, чтоб она не сумела спрыгнуть первой и броситься бежать.

– А что со мной можно сделать? Затрахаете до смерти, а труп бросите на дороге. Как Ингу. На большее фантазии вряд ли хватит. Но моя-то всего одна жизнь, а ваших было тридцать восемь! – их лица оказались совсем близко, и Андрей увидел, как поднялись уголки губ, обнажая ровные зубы, а глаза прищурились. Кажется, в них даже появился блеск… или это просто солнечный луч, заглядывающий в разбитое окно, отразился в темных зрачках. Андрей не нашелся, что ответить. Она была права, и от этого бессилия поднималась такая злоба, что хотелось тут же, немедленно всадить в нее весь магазин, но что-то мешало это сделать. Странное чувство, совсем не похожее на жалость… Он помнил похожее ощущение с детства, когда в седьмом классе их с экскурсией повезли на место Полтавской битвы, и он увидел огромный черный крест с надписью «Храбрым шведским войнам от русского царя». Лучше бы он накрыл это снайперское гнездо из гранатомета в честном бою!..

Держась за руки, они вышли на улицу и зажмурились от яркого солнца. Остановились. Самое странное, что она и не думала бежать, хотя момент казался самым подходящим. Андрей чуть повернул голову, глядя на ее тонкий профиль, полузакрытые глаза и раздувающиеся ноздри, жадно вдыхавшие сухой горячий воздух. Вокруг стояла добрая мирная тишина, нарушаемая лишь кудахтаньем кур и призывными криками кошки, требовавшей любви. Даже руины, оставшиеся после ночного боя, уже не горели, а лишь слегка дымились, выпуская в безоблачное небо голубоватый шлейф. Если б не они и сгоревшие «Жигули» на повороте, все могло быть совершенно по-другому…

– Куда идти-то? – спросила снайперша, видимо, поняв, что перед смертью не надышишься, а ожидание гораздо хуже, чем сама смерть.

Андрей очнулся, поправил автомат. Металл лязгнул, окончательно возвращая его к реальности.

– Сейчас узнаешь, – он дернул девушку за руку.

– Пальцы сломаешь. Что вцепился? – она усмехнулась, – не бойся, не сбегу.

– Так я и поверил, сука молдавская…

– Сказала, не сбегу! Мне бежать некуда.

– Знаю я эти сказки. У вас тут у всех русские родню поубивали, а вы теперь справедливо мстите, да?

– Причем здесь русские? – девушка пожала плечами, – я – интернатская; мне, вообще, некуда бежать.

Андрей остановился и вдруг увидел, какая она маленькая и хрупкая, ростом чуть больше своей винтовки, которую он нес в свободной руке, а на груди криво болтался значок «мастер спорта СССР».

– Биатлонистка, что ли? – спросил он. (Эту информацию он почерпнул из газет).

– Какой у нас биатлон? Стендовик. Но оно тоже ничего. А почему ты про белые колготки не спрашиваешь? Я читала, у вас пишут, что бабы-снайперы обязательно в белых колготках ходят. Так я специально купила еще в Кишиневе, – она беззаботно рассмеялась, – на чердаке остались. Думала, когда меня накроют, успею надеть, чтоб не нарушать традицию, но больно неожиданно ты вылез…