Мерлин Маркелл - Никта

– Да знаю я, – прошептал Оникс. Монстры уже не раз говорили ему об этом. Но, ему нравилось чувствовать себя особенным, единственным человеком, который видит истинную природу вещей, и он каждый раз отказывался. Скульптор считал, что заслужил этот дар, годами тренируя дух и разум. После этого даже мысль о том, что кто-то получит такой талант без капли усилий, казалась ему неприемлемой.

Неужели и вправду во всем мире не нашлось ни одного человека, познавшего Никту , то есть окончательно порвавшего для себя границу между сном и реальностью?

Оникс представил, что где-нибудь в сердце Африки в племени с совершенно непроизносимым для европейца названием обособленно от родичей живет старый шаман. Этот шаман тоже постиг искусство правильного зрения, и даже больше. Было б здорово с ним пересечься, обменяться опытом. Как жаль, что мудрый шаман – лишь фантазия, в отличие от гидры, которая не торопится убирать тяжеленную голову с его плеча.

– Почему именно Африка? Вуду-шмуду. Мне больше нравятся индейцы, – поведала гидра. – Вот уж кто знает толк в таких делах.

– Индейцы жрут кактусы, – ответил Оникс, продолжая высекать чешуинку за чешуинкой. – От кактусов любой дурак начнет бредить наяву. Бестолковый допинг.

– Милый, ты что-то сказал? – опять крикнула Мари.

– Да я так, сам с собою.

«Как же одиноко!» – пронеслось в его голове. Гидра прочла мысли своего создателя.

– Разве я плохой собеседник? – произнесла она с наигранной обидой. – Ладно, не буду с тобой больше говорить.

И гидра демонстративно удалилась в противоположный конец чердака.

– Кроме тебя, у меня тут целый полк собеседников, – тихо сказал ей скульптор вслед, обводя рукой другие творения, которые сегодня не подавали признаков жизни. Гидра ничего не ответила, а самая свежая статуя шумно вздохнула под его руками. Резец дрогнул и отсек больше материала, чем нужно.

– Тише, тише, – проговорил Оникс. Он уже начинал чувствовать, что у новой статуи характер куда более скверный, чем у гидры. Новорожденный монстр начал ерзать. Он выглядел нескладным со всеми своими коленцами, но Оникс знал, что это подвижная и быстрая тварь, судя по тому, как ловко Мари передвигалась, будучи в ее образе. Скульптор даже видел в ее порывистых движениях некую грацию.

Статуя вела себя слишком уж беспокойно, и Оникс решил сделать перерыв. Пройдя между нестройных рядов других глиняных тварей – больших и малых, жирных и хлипких, человекоподобных и совсем фантасмагорических – он приблизился к жене.

– Как дела? – спросил Оникс, усаживаясь с другой стороны ее рабочего места.

– Хорошо, – отозвалась Мари, не поднимая головы. Ее почти не было видно за всеми этими пустыми упаковками из-под чипсов и китайской еды. Оникс вспомнил вредный норов статуи, который начал проявляться задолго до того, как он признал творение законченным.

– Я так не думаю. Расскажи мне.

Мари чуть не заплакала от благодарности. Какой у нее чуткий, внимательный муж! Она ведь совершенно не подавала виду, чтобы не обеспокоить его, лишний раз не отвлечь от работы, а он все равно все понял…

– Заказчик не заплатил.

– Ты ведь собиралась работать по предоплате?

– Да, но… Если я не возьмусь на их условиях, возьмется кто-нибудь другой. И так заказов мало. Полно студентов, готовых работать чуть ли не за центы и без предоплаты.

– Ничего, все будет хорошо, – сказал ей Оникс. Он привстал, чтобы поцеловать ее через стол. Мари зажмурилась, готовая принять поцелуй, но в это время вдруг снова приобрела сходство с длинношеим существом. Оникс отшатнулся и вернулся к своим статуям. Мари, разочарованная, как ребенок, которому Санта положил уголь в носок, вернулась к своим текстам. Все же ее душу весьма грел тот факт, что ее переживания не остались без внимания.

Оникс тоже был доволен собой, размышляя над тем, что эту мерзкую пугающую пасть подарило твари не что иное, как злость Мари. Длинная шея обязана, видимо, ее желанию большей дальновидности, проницательный хитрый взгляд – стремлению видеть настоящие намерения людей. Откуда же столько колен на ногах?

– Если я поделюсь с ней своим даром, поможет ли это ей? – спросил Оникс у гидры.

– Сомневаюсь, что она станет прозорливее, – неожиданно честно ответила ему другая статуя. – Скорее, будет тратить свое время на второе познание мира, а не свои однообразные статейки. Тогда вы точно помрете с голоду.

Гидра врезала ответившему монстру хвостом. «Если бы статуя была все еще из глины, она б разлетелась от такого удара», – подумал Оникс, наблюдая за грызней своих творений. Пусть цапаются друг с другом сколько изволят, лишь бы его не трогали. Тем временем он заметил, что его последний акт творения исчез.

– Вот это номер, – пробормотал он.

– Уже убрал новую статую? Я думала, ты ее еще не закончил, – сказала Мари. Она стояла за его спиной с окровавленным кинжалом в руках.

– Что это ты задумала? – насторожился Оникс, указывая на кинжал. Он внутренне сгруппировался, готовясь к самообороне, хоть и не понимал, что происходит.

– М? Налью себе кофе, – жена перевернула вверх дном кружку, в которую тут же превратился кинжал. Оникс испытал слабое облегчение, но так и не смог окончательно расслабиться. – Тебе сделать?

– Ты же знаешь, я не люблю кофе. За четыре года могла бы и запомнить.

– Кто знает, вдруг на тебя, наконец, снизошло благословение кофейного бога, – весело отозвалась Мари. – Все равно дома ничего нет, кроме кофе.

– Пойду куплю чего-нибудь, – сказал Оникс, натягивая плащ. – Заодно и пройдусь.

Мари пожелала счастливого пути и отправила мужу воздушный поцелуй, тот поспешно поймал его рукой. Мари снова умилилась, а Оникс еле удерживал в руках трепыхающуюся летучую мышь, дико клацающую зубами. Того и гляди, отхватит нос или ухо, если ее выпустить. Пожелание жены было полно радушия, так почему же ее поцелуй обратился очередной тварью? Оникс сжал летучую мышь изо всех сил, и она растеклась черной кляксой, густой, как сметана.

Скульптор потряс рукой, пытаясь избавиться от слизи. Мари решила, что он машет ей на прощание, и помахала в ответ.

– До встречи, любовь моя! – восторженно попрощалась она, возвращаясь к своему ноутбуку.

– Мадам, это Катрин, наша специалистка по снам и непревзойденная толковательница!

Как громко сказано! Иначе нельзя. Скажешь «психолог» – никто и не услышит.

Мадам присаживается за маленький круглый стол из темного дерева, проводит пальцем по боковине столешницы, встряхивает рукой и морщится – кажется, нашла пыль. Чтобы отвлечь посетительницу, Катрин спешно просит ту поведать, что за причины привели ее сюда.

Мадам бросает на специалистку по снам небрежный взгляд, и Катрин заливается краской, стесняясь своего акцента. Хорошо, что в помещении темно – его освещают только несколько свечей на полке по правую руку от стола, да тусклый абажур в углу, а значит, мадам не сможет тайно порадоваться тому, как заставила ее покраснеть. На всякий случай Катрин склоняет голову, прячет лицо за крашеными в черный цвет волосами.