Алексей Смирнов - Дачное общество «Ностальжи». Рассказы

Фиолетовые прозрачные панели; полумрак, одно переходит в другое и множится; лысые белые девушки едят бутерброды с анальным гелем. Все изъясняются на вавилонском языке, который есть осиновый кол для словоблудия. Если Дженни из Шеффилда услышит «хуй», то не только поймет, что это еще и китайский богдыхан или некий спикер, но и все остальные значения. Тракторист из Бугров, услышав «shit», мигом впитывает всего Фолкнера. Книга же Книг распахивается настолько наглядно, что читать ее уже вовсе незачем.

Храмы, выстроенные в виде загадочных пятидесятиярусных нецке, умудренно помалкивали. Жила и бурлила старая железная дорога, украшенная языкастыми драконами. Все это было восьмое или девятое чудо света, сосчитать эти чудеса уже никто не решался.

Дедушка закрывал глаза и видел людей, которых прежде никогда не встречал – вплоть до уверенности, что все они вот-кот улягутся к нему под балдахин. Он открывал глаза – и никого не было. Происходящее не огорчало – напротив, оно было довольно занятно. Иногда ему представлялись сущие пустяки: он бывал абсолютно уверен, что в стене, достаточно протянуть руку, есть рваная дыра, куда-то ведущая, а сама стена – железная, будто изрытая осколками. Однажды кто-то пришел, но это была горничная, и дедушка настолько разочаровался, что сей же час ее уволил.

Потом он заснул.

Все картины, которые воображал дедушка перед сном, были сплошь образованы сенсорными плоскостями. Храмы нецке, насчитывающие сотни, взошли на возвышенности. Лиловые красавицы предлагали напитки и раздавали манго. Железная дорога-дракон, длиной с китайскую стену, напоминала американские горки и с ревом убегала за горизонт. Близ нее толпились дети с сахарной ватой.

Все это ни в коем случае не было ни снами, ни, спаси и сохрани, галлюцинациями. Но не считать же было дедушке овец и баранов, чтобы заснуть. Он управлял большой строительной организацией из стали и стекла, и животных ему хватало на работе.

Картины являлись без приглашения. Не все ему были по нраву, но многие.

Дедушка собрал видеоконференцию.

Дело было на сороковом этаже. В самых скупых, но от того не менее красочных выражениях он изложил желание выстроить такой город и жить в нем.

– Господин директор, – запнулся экран. За столом никого не было, одни мониторы. – Это грандиозно. Но возникает впечатление, что вы переутомились.

– Ах, так? – ответил дедушка. – Внуков моих туда же.

Он распахнул окно и шагнул с карниза. Наружные камеры зафиксировали, как он покупал билет на поезд-дракон.

Я купил себе новую модель «Всё».

Это была самая последняя, расширенная версия. Она окончательно вытеснила с рынка «Всякое-разное». Она умеет делать Всё.

Я заказал эту штуку в магазине «Максималист», с доставкой на дом. Она была похожа на спортивную гирю и весила столько же; тридцать два килограмма. Ее портативность обеспечивалась чугунной ручкой. Стильный дизайн. Ощущение надежности; настоящая вещь. Она вся была матовая, титановая, хромированная, и что угодно еще. В пузатое окошечко был виден застенчивый дисковод.

И у меня стало Всё, как у людей.

Оно переваривало вирусы, показывало кино и варило свекольник.

Всё на то и Всё, что не требует апгрейда. Потому что всегда не хватало то звука, то света, то анимации, то удаленного соединения. Теперь эти недоработки остались в прошлом.

С ним Всё было правдой; Всё это чушь – да. Всё это верно – да. Всё это глупости – да. Всё это ложь – да. Всё образуется, говорят старики, и вот оно образовалось.

На другой день в мою дверь позвонили.

– Вот и Всё! – сказали мне грузчики, занесли Всё в прихожую и попросили расписаться в ведомости.

– Всё? – обмирая, осведомился я и вернул им ручку.

– А то нет! – обиделись грузчики.

Я запер дверь и присел на корточки. «Это Наше Всё!», – произнес я дрогнувшим голосом, оглаживая корпус.

По такому случаю ко мне пришли разные гости.

Они сидели и судили-рядили обо Всём на свете.

Звучали смелые, просто отчаянные тосты;

– За Всё! Хорошее!

Ходили вокруг и шептали, кивали, цокали. Они пересчитывали драйверы, как лошадиные зубы..

– Всё предусмотрели! – восхищались гости.

– А свет оно гасит?

– А воду сливает?

– А финнов берет?

– А на вкус не горчит?

И я отвечал утвердительно, но иногда – отрицательно. Это приводило гостей в болезненное возбуждение. Тосты множились:

– Выпьем за Всё, что с нами будет!…

– Выпьем за Всё, чтоб с нами было!…

Всё обнимали и щупали.

– Хочу Всё знать, – заладил один, самый пьяный и алчный, но его оттащили.

И объяснили, что не всякому Всё дается.

Потом, ближе к ночи, стали рассказывать всякие житейские ужасы.

– Всё течет! Всё изменяется!

– Всё пройдет, Всё отболит! – Всё перемелется!

Это было самое страшное, и я потребовал прекратить рассказывать кошмарные истории про Всё.

Но они продолжали их рассказывать.

Они говорили про людей, которые Всё потеряли. Только и слышно было, как «Всё сломалось», «Всё накрылось». Потом, когда у них закончились кошмары, стали вспоминать седую старину, рассматривая Всё в его исторической перспективе. Всё в прошлом.

Например, Всё, которое приплыло к Робинзону, обладало очень скромными достоинствами, но он Всё выудил, и ему хватило.

Мы посмеялись над стариками, которые твердили, словно ослы, что раньше Всё было.

Мы вообще обсуждали, как это плохо быть без Всего. Когда Всего не хватает, приходится что-то выдумывать. И Всё-то неймется, и Всё не в радость, когда оно не совсем Всё.

– Прокат! – смеялся кто-то. – Прокат Всего – это не выход.

– И это еще не Всё, – соглашались с ним.

В коридоре на меня насели;

– Одолжи нам Всё!

А один дошел до того, что велел;

– Отдай Всё нищим, и ступай за мной!

Хотя сам шатался.

– Это Всё мое! – сказал я, заслоняя от него Всё.

Когда они убрались, я лег спать. Всё рассказывало мне сказки; Всё о животных. Всё об ученых. Всё о Вселенной. Всё о китайской кухне. Всё, о чем вы хотели узнать, но боялись спросить. Всё, о чем вы не хотели узнать, но не постеснялись спросить.

Я поражался этому всёмогуществу. Этому всёзнайству, помноженному на всёдоступность.

Утром, разлепив глаза, я улыбнулся детской улыбкой;

– Мне Всё приснилось!

Я Всё выключил и отправился на прогулку. Я вышагивал важно и гордо, свысока взирая на разную публику. Мне казалось, что у них не Всё дома. Их ищущий вид убедительно подтверждал мою догадку.

Потом мне вдруг попался новый магазин. Над входом была вывеска «Всё или Ничего».

Я замер на месте. Меня охватило неприятное волнение.

В моём понимании Всё не допускало никакого «или».

– Всё или Ничего? – деловито поинтересовался у меня продавец.