Алексей Смирнов - Дачное общество «Ностальжи». Рассказы

Мамкин сидела, словно загипнотизированная, и отвечала быстро и четко. Голос у нее стал деревянным, всем своим видом она выказывала абсолютное доверие к человеку, который настолько глубоко знает предмет.

«Силен!» – подумал Папкин, почесывая в затылке.

– Ну что же, в общих чертах я понял, – методист, наконец, откинулся в креслице и задумчиво постучал по столу шариковой ручкой. – Давайте сюда виновника переполоха. Как вы его называете?

– Толик, – ответил Папкин, вставая.

– Нет, я имею в виду другое имя. Домашнее, ласкательное.

– Свин, – Папкин потупился.

– Неужели? Почему же – «Свин»?

– Вырастет из сына свин, – пробормотал Папкин, краснея, и тут же дерзко пожал плечами: мое, дескать, дело.

– Зомбируете ребенка, – вздохнул методист. – Программу закладываете.

– Мы перестанем, – вскинулась Мамкин.

– Нет уж, продолжайте, – возразил тот. – Никаких резких телодвижений. Никаких поспешных вмешательств. Позовите его сюда.

И выставил на стол резинового зайца.

В дверь просунулось встревоженное сдобное лицо; затем старушечья рука осторожно втолкнула свое сокровище в кабинет и сразу исчезла.

– Здравствуй, – приветливо улыбнулся методист и плавно развернул ладонь. – Садись на стульчик.

Могло показаться, что это намек, и стульчик – у него в кулаке, но ладонь была пуста.

– Садись! – Мамкин ухитрилась взять тон, сочетавший в себе яростный шепот и елейную просьбу.

Стул слабо скрипнул.

– Отлично! – методист опять улыбнулся. – А говорят, ты – Свин. Какой же ты Свин?

Толик озабоченно разглядывал пол и крутил себе пальцы.

– Как тебя зовут? – методист заговорил деловым тоном. Как же иначе, мол, могут беседовать два взрослых человека.

Толик уставился в угол и оставил вопрос без внимания.

– А почему ты молчишь? – осведомился методист.

– Потому что не хочу с тобой разговаривать, – четко и ровно объяснил Толик. Какое-то мгновение он глядел методисту в глаза, но тут же вновь отвернулся и равнодушно воззрился на ботинки Папкина. Те приросли к стульям. Это были первые слова за долгие, долгие месяцы.

– Разве я чем-то тебя обидел?

Толик досадливо вздохнул. Методист подождал и, ничего не дождавшись, зашел с другой стороны: – Мама и папа боятся, что ты заболел. Мне же кажется, что ты совершенно здоров. А сам ты как думаешь?

Ответа не последовало.

– Ты всегда такой молчун?

Лицо Толика слегка скривилось, как будто он что-то искал языком во рту. Взгляд переместился на потолок.

– Хорошо, – методист поднял руки, сдаваясь.

– Если не хочешь говорить, давай немного поиграем. И пойдешь домой. По рукам?

Толик равнодушно посмотрел на него.

– Ну, скажи хоть что-нибудь, – не выдержала Мамкин, теребя сумку. – Язык проглотил?

Толик сполз со стула, перебрался в угол и присел там на корточки.

Папкин крякнул.

– Ничего-ничего, – успокоил его методист и чуть повысил голос, чтобы Толику было слышно: – Что у тебя там, в углу? Крепость? Или гнездо?

Тот чертил пальцем по полу. Папкин, сориентировавшись, присмотрелся: круги.

– А пол-то грязный, – заметил методист. – Что ты рисуешь?

– Не твое дело, – сказал Толик.

Мамкин всплеснула руками и раскрыла рот, намереваясь разразиться упреками, но ее вовремя остановили.

– Не будем его неволить, – уютно мурлыкнул методист. – Толик, ступай к бабушке. Пусть еще посидит в коридоре, – обратился он к родителям, когда Толик встал и, не попрощавшись, вышел.

– Невероятно, – пролепетала Мамкин. – Будто подменили. Он же молчал. И только с вами…

– Вероятно, красная рука, – отозвался методист совершенно серьезно. – Ну что ж, позвольте поделиться первым впечатлением. Насчет аутизма не знаю, не будем пороть горячку. Но поведение явно неадекватное. Я постараюсь справиться за сеанс, но ничего пока не обещаю. Может быть, понадобится прийти еще раз.

– Еще раз? – переспросил Папкин, не веря ушам. – Вы хотите сказать, что сумеете вылечить его за два сеанса?

Методист только улыбался, наслаждаясь своим многозначительным молчанием.

– Взгляните, – сказал он, наконец, и указал на стену.

Папкин шумно вздохнул.

– Да, грамот много, ничего не скажешь, – сказал он осторожно. – Не подумайте, что мы вам не доверяем, но согласитесь, что два сеанса…

– Один, – поправил его методист. – Это не грамоты. Это дипломы и сертификаты.

– Извините, – быстро пробормотала Мамкин и дернула Папкина за рукав.

– Прошу не перебивать. Среди них – диплом Лондонского Открытого Центра по Первичной Интеграции. Подписан самим Уильямом Свартли. Сертификат по специализации в Соматотропной Терапии за подписью Грофа. Ну, здесь просто фото, мы с ним же, в Калифорнийском Университете. А вот диплом, выданный Институтом Психосинтеза. К сожалению, я не был лично знаком с Роберто Ассаджоли, но зато знаю многих его учеников. Вот еще диплом, выдан самим Гендлиным, который лично обучал меня Фокусированию. Вот выпускная фотография нашей группы, где мы сняты по окончании курса пост-райхианской терапии. Это диплом, подписанный Каролиной Бич… Это уже феноменология – ну, там Гуссерль, Мерло-Понти, – методист небрежно махнул рукой. – А здесь – сертификат по астрологическому консультированию… Председатель комиссии – Кристина Валентайн…

Папкин и Мамкин сжались, как севшие носки.

– Я не похваляюсь, – методист заговорил в сочувственной, снисходительной манере. – Я просто стараюсь до вас донести, что современная наука способна проследить душевное расстройство до Адама – в буквальном смысле. Мы восстановим исходное положение, сделаем статус кво. Эта рука… мы выясним, чья она, и чего хочет. Впрочем, скорее всего, разбираться в этом не придется. Она просто исчезнет – втянется, отсохнет, развалится, что угодно. Год – пустяк перед лицом тысячелетий.

– Я вот и думаю – год, – Папкин неуверенно почесал лоснящийся нос. – Может, не стоит до Адама?

– Как получится, – пожал плечами методист. – Не волнуйтесь: это, естественно, стоит денег, но цена разумная.

Мамкин помялась.

– Какая? – спросила она подозрительно и в то же время обреченно.

Методист назвал. Папкин ошеломленно свистнул.

– Не надо здесь свистеть, – мягко предупредил тот.

– Простите… Я просто… не ожидал.

– А вы чего хотели? – методист положил руки на стол и подался вперед. – Между прочим, мои действия не вполне законны.

– Это как же?

– А вот как: вашего ребенка нужно сначала обследовать. В государственном учреждении. Улавливаете? Это – если работать по правилам. Официально. Что, если у него и вправду серьезная патология? Меня могут поджарить на медленном огне за то, что влез, не разбираясь.

Заметив смятение на лицах Папкина и Мамкин, методист понял, что перегнул палку.