Лэрд Баррон - Инициация

Тему карликов никто не затронул, а удобного случая направить разговор за обедом в нужное русло Шпиону не представилось. В частности из-за того, что остекленелое лицо Графа изредка оживлялось, он устремлял взор прямиком на Шпиона и вопил: «Спасайся кто может! Беги!» За этим следовал приступ кашля и одышки, после чего Граф снова впадал в оцепенелое молчание.

После десерта, состоящего из кровяной колбасы и фиников, Ивонна обратилась к Торговцу:

– Ты прибыл очень вовремя, любезный Торговец. Мы ждали этого момента; календарь и начало сезона туманов говорили нам о том, что этот день – день твоего четвертого посещения нашего скромного поместья, уже близок.

Шпион, осторожный, как лисица, крадущаяся мимо псарни, пил и ел весьма умеренно, а позже, оказавшись в комнате, отведенной ему для ночлега (взамен конюшни, в знак уважения к Торговцу), немедленно обыскал помещение на предмет угроз, о которых обычные гости даже не подозревали. За считаные минуты он обнаружил под кроватью незакрепленный камень, под которым, несомненно, скрывался пружинный механизм или стальные шипы, а также несколько смотровых отверстий, замаскированных уродливым гобеленом, возле платяного шкафа. Шпион прикинул свои шансы, если вдруг события примут скверный оборот, и единственным утешением ему послужило только то, что он не заметил ни следа замковой стражи, а слуги не производили впечатления подготовленных бойцов.

Ночь вступала в свои права, и замок затихал. Шпион отправился на вылазку, пес следовал за ним по пятам. Человек и зверь крались по сумеречным коридорам, по извилистым лестницам, продуваемым сквозняками; заглядывали в комнаты и вестибюли в поисках – чего ? Шпион не знал и сам. Сестры сказали Торговцу, что ждали его, их слова не выходили у Шпиона из головы, так же как и приступы ужаса у Графа в минуты просветления. Очевидно, Граф действительно разрешил проведение службы в языческом храме, иначе это место давно бы предали огню и сровняли с землей; и так же очевидно, что храм был каким-то образом связан с Карликом. Несмотря на все россказни о пещерах и горах, все дороги к этому шантажисту-недомерку, в конечном счете, вели через зáмок.

Шпион и пес передвигались от тени к тени, спускаясь все ниже и ниже, в глубину подвалов. Стражников по пути они не видели, хотя обычные подземные хранилища для вина и продуктов вскоре сменились сырыми, грубо отделанными коридорами – служившими, судя по всему, темницами. Шпион прокрался мимо череды пустых камер, миновал комнату с покрытой пылью дыбой, «железной девой» и анатомическим столом, затем прошел сквозь низкую арку, шириной ненамного больше его плечей, и продолжил спускаться по очередной лестничной спирали. На нижнем ярусе царила еще большая сырость, а освещение было еще более тусклым, чем в других помещениях этой угрюмой крепости, свет исходил лишь от редких факелов и закопченных светильников, установленных в глубоких нишах. С потолка капала вода, а из трещин фундамента текли небольшие ручейки, из-за чего спуск по стертым ступеням становился опасным для жизни. Потревоженные летучие мыши пищали и хлопали крыльями.

Где-то впереди послышались низкие, глубокие звуки ритуального распева.

Шпион испытал странное, неприятное чувство сна наяву – яркого сна, который стремительно превращается в мучительный кошмар.

Тебе сказали, что на ужин подавали говядину? Глупец! Шипящий голос донесся из черноты слева, и от неожиданности Шпион чуть не полетел со ступеней головой вниз. Он прищурился, но никого не увидел во мраке; шепот больше не повторялся, и через несколько мгновений Шпиону стало казаться, что у него попросту разыгрались нервы. Тем временем он достиг конца лестничного пролета и вступил в узкий тоннель. Пение раздавалось все ближе, и от этого волосы на затылке Шпиона зашевелились. Слова напоминали латынь, но латынью отнюдь не были. Хотя он не понимал их смысла, в его воображении возникли образы зловонных скопищ личинок, кровавой реки, в которой кишат извивающиеся черви, себя самого, совокупляющегося с женщиной из храма в адской пещере, в то время как гигантская беззубая пасть колосса обрушивается сверху и поглощает их обоих.

Он выругался и до крови прикусил язык, а затем двинулся дальше.

Тоннель вывел его в узкий каньон по другую сторону горы. Пространство освещалось костром подле дольмена, сооруженного в глубокой-глубокой древности. На дольмене, составленном из четырех вертикально стоящих глыб внушительного размера и увенчанном еще одной каменной плитой, были высечены руны, сходные с символами на многочисленных варварских мегалитах и пирамидах на болотах. У входа в дольмен высился валун с приделанными к нему цепями и оковами.

Обнаженная красавица из храма, скованная по рукам и ногам, лежала, устремив безмятежный взгляд на костер и окружавшие его фигуры в черных капюшонах. Шпион насчитал тринадцать человек в робах с капюшонами, надвинутыми на лица, и предположил, что это были слуги из поместья, собравшиеся, чтобы поучаствовать в кровавом жертвоприношении.

От дольмена до уступа, где они с псом расположились, было около пятидесяти ярдов. Шпион ущипнул себя в мрачной надежде очнуться от ужасного сна, потому что только во сне был возможен такой зловещий ход событий, не имеющих логического объяснения в разумной вселенной.

Последний намек на то, что вселенная была хоть в каком-то отношении разумна, растаял, прихватив с собой большую часть его собственной разумности, когда Ивонна и Ирина сбросили капюшоны и извлекли зазубренные кинжалы. Одним режущим движением, не отрывая руки, Ирина располосовала скованную женщину от головы до бедра. Из раны хлынула кровь. Присутствующие пели, а женщина разразилась криком, перешедшим в исступленный смех, который набирал силу, раскатываясь по каньону громовым эхом.

Призванный этим смехом, пением, потоками крови, переливающейся темным медовым блеском в отсветах костра, из дольмена выскочил Карлик, облаченный в рясу. Он сорвал с себя одеяние и обнажил серо-бурую плоть, свободно свисающую с его приземистого костяка, как надетый впопыхах плохо подогнанный костюм. С яростной живостью карлик прыгнул вперед, схватил закованную в цепи женщину и вцепился в нее. Шпион почувствовал дурноту, убежденный, что пигмей и в самом деле пытается освежевать ее заживо.

В этот момент из тьмы выскользнули ползуны, спеша присоединиться к веселью. От этого зрелища его способность воспринимать пошла трещинами, обрушилась и погребла рассудок под своими останками. Он пронзительно вскрикнул и ринулся обратно в тоннель.

Когда он добрался до комнат Торговца, все его тело покрывали синяки – он то и дело падал на скользких ступенях. Торговец спал глубоким сном и на появление Шпиона отреагировал так странно, словно принял наркотик. За столом он съел и выпил много больше, чем позволил себе Шпион.