Ярослав Манторов - Аче. Роман о пустоте

– А изобразить это ничего реально?

– Да легко, – она прыгает с подоконника ко мне на кровать. И выводит на моей руке три чёрточки.

– Н? Просто Н?

– Ну да.

– Н- значит ничего?

– Ну да.

– Почему?

– Это сложно объяснить.

– Круто.

Я пытаюсь нарисовать Н на ней, но она уже улетела на подоконник. Успеваю только слегка пощекотать. Её силуэт выражает готовность дальше прыгать и убегать. А глаза сверкают. Как будто у меня есть желание с ней играть. Она надувает щёки, потом снова садится в привычную позу.

– Мне кажется, что там медведь сидит. А потом я присматриваюсь, и понимаю, что его нет. И так жутко, что нет медведя.

– Зачем тебе медведь?

– Плюшевый. Третий раз просто уже так.

– Может, он там всё-таки есть.

– Не издевайся. Это медведь, которого тут быть не может.

– Ладно. Нет тут медведя. Тогда не смотри на него.

– Ну тебя.

– Я-то чё?

– Ничего!

– Вот и нечего…

Мы молчим.

– А ты часто на эту дырку смотришь?

– В смысле?

– Ну, если б я тут жила. И всё время напротив этой чёрной дырки… Мне было бы жутко.

– Чем тебе дырка не нравится?

– Не знаю. Мне кажется, лучше туда не смотреть.

– Уж мне-то бояться пустоты?

– Причём тут бояться? Это во всех есть. Но в тебе это… Эта мысль, что любое высказывание можно опровергнуть. Это тебя разрушает.

– Всякая мысль разрушает.

– Ты понимаешь, о чём я.

Она теперь смотрит прямо, а не прячет взгляд, спрашивая такие вещи. Не уж-то всё серьёзно?

– Лиз, это основа. На теории парадокса стоит половина всего, что мы осознали. Я не могу игнорировать эту энергию. Она пронизывает всё.

– Я знаю, что сама теория нужна. Но ты делаешь из неё главную идею. Эта идея всё поглощает. Я ничего тебе не говорю. Но тут что-то страшное. Как будто ты в последнее время стал больше туда смотреть.

– Лиз, я знаю. Я понимаю, что гармония в разрушении на самая надёжная. Но это не делает её менее естественной. Жизнь как саморазрушение вечного, нас породила. И дело даже не в тленности всего поголовно, а в частности того, что конкретно мы разлагаемся с момента рождения. И неизбежно придём к финальному разложению до пустоты. И тут я никогда не пойму, почему я не могу чувствовать только из-за того, что мои чувства разрушают меня. Наверное, чуть больше, чем других. Но по мне они вообще не чувствуют. А если тебе кажется, что я всё смешал, то для меня честность и честность перед пустотой неделимы.

На самом деле я боялся проговориться. Но если б я мог выразить хоть половину того, что иногда ощущаю, то она бы в ужасе убежала от меня уже давно. Если бы я мог хоть на миг прикоснуться к сути вопроса. Но я и сам иногда боюсь. Чего-то. Правда, не больше чем смерти. А её, как всякой данности бояться по определению глупо. Она ведь дала нам жизнь и возможность думать об этом.

– Я не знаю, наверное, ты прав… Только я надеюсь, что ты не врёшь мне. Потому что, по-моему, это всё не то. Я верю, что ты веришь в это, но, мне кажется, это не движет тобой. Это немного не ты. Потому что ты не так уж пуст… А значит, ты что-то скрываешь от меня.

– Ну допустим, я в душе и не агностик. И что дальше?

– Ничего, – улыбается она.

– И во что тогда верить по-твоему?

– Да ничего, забей.

– Бесит, когда ты так делаешь.

– Я придумала какую-то фигню, а ты смотришь на меня как будто я не выдаю ключ к спасению мира. Бред это всё.

Просыпаюсь в темноте. В углу слышен шорох. Если таракану оторвать голову, он через три дня умрёт от голода. Я проверял.

В глубине еле слышен заливистый визгливый смех. Слишком я привык его слышать. Мне снился запах краски. Вокруг. Цветение. Жизнь. Свет. И жарко. И всё пахнет краской. Отсвечивает. Ярко. Резко.

Дальше не помню. Сон привычно рассеивается во мраке. Я наливаю чай в прозрачную кружку. Наполовину. А то долго остывать будет. Сажусь работать. Но лень. Долго и монотонно его строю. Мост от тени до покоя. Тишина. Жара и прохлада пристроены с разных сторон. Крестик такой получился. И стоит идеально. Ни одна карта не упала. Меня это бесит. Я пинаю сию гениальную конструкцию. Нет в тени покоя. А на кровати есть. Я опять закрываю глаза. Но не сплю.

– Хм, я даже не знаю, как это назвать.

– Лиз, это мост от искусства к хаосу. Моё последнее достижение.

– Весело.

– Не издевайся, я работаю в поте лица. А нулевой результат пустым не является. Хотя… Ну ты поняла. Не молчи только…

Но я открываю глаза. Её нет в комнате. Её нет.

Слишком уж много она во мне задевает. Я начинаю много думать ни о чём. Я снова открываю книгу. И снова не могу преодолеть порог в сто страниц. Мы говорили с ней об этом. О ста страницах. Она говорила, что это забавно… Что я ни одну книгу не дочитываю до ста страниц. Я тогда не смотрел на номера. Теперь смотрю. И в самом деле, никогда в книге я не мог прочесть больше ста страниц. Как будто это предел. Да вроде и не предел… Просто мысли по бумаге рассеиваются. Сначала вроде и собирается картинка, и оживает герой, и складывается сюжет. А потом всё пролетает перед глазами и смешивается… И вокруг только буквы… Буквы… Буквы…

Как будто у автора кончилась фантазия, и он кроме букв написать ничего не может. Любая книга в конце концов срывается к универсуму. К буквам. И я не успеваю её прочитать. А сто страниц- это настолько дофига, что я даже не могу себе представить. Я могу себе представить каждую страницу в отдельности, пусть их будет даже тысяча, но сто- это ж нереально много. Если думать о них в целом, то мысль растечётся по бесконечности уже на пятнадцатой. Если запомнишь книгу полностью, то обязательно ускользнёт куча деталей. И уверенно зная абсолютно всё, ты обязательно упустишь одну вещь. Одну составляющую. Самую важную. И снова весь прочнейший, идеально сложенный карточный домик с грохотом распадётся на символы. Так происходит каждый раз. Я знаю, о чём говорю. И в этот момент от бесконечного многообразия значений и символик остаётся только одна буква.

А, может, мне просто лень читать. Уж сильно много этой трухи уже ходит в моём сознании.

Я открываю глаза. Комната залита мраком. На подоконнике сидит тёмный силуэт. Нос слегка опущен. Волосы, стянутые резинкой, спускаются по плечу. Бывают ли волосы чернее мрака? Может ли взгляд так внимательно исследовать пустоту? Можно ли так молча просить нежности и не пускать к себе? Может, её и нет тут…

Но она, резко обернувшись, вдруг ловит мой взгляд:

– Ты решил подглядывать?

– Ну как я смею…

Кидаю в неё медведя.

– Ой.

Высшей благодарности от неё ожидать сложно. Значит, я и вправду смог её поразить.

– Где ты его достал?

– Нигде…

– А как его из пустоты можно сделать?

– Ну, его же тут быть не может.

– То есть он не настоящий?